Книга Роботы зари [= Роботы утренней зари ] - Айзек Азимов

Председатель неторопливо потер подбородок и сказал:

– Естественно, я не намерен обвинять вас на основе того, что услышал пока от землянина. Мистер Бейли, если это все, то этого недостаточно, хотя ваши соображения и не лишены интереса. Вы можете добавить что-нибудь доказательное? Если нет, то учтите, я больше не могу тратить время без толку.

78

– Я хотел бы остановиться только еще на одном, господин председатель. Возможно, вы слышали о Глэдии Дельмар. Или о Глэдии с Солярии. Сама она называет себя просто Глэдия.

– Да, мистер Бейли, – ответил председатель с досадой в голосе. – Я о ней слышал. И видел гиперволновую драму, в которой вы и она играете столь замечательные роли.

– Много месяцев робот Джендер находился у нее и под конец стал ее мужем.

Устремленный на Бейли неодобрительный взгляд председателя стал возмущенным.

– Чем-чем?!

– Ее мужем, господин председатель.

Фастольф приподнялся, но снова сел. Вид у него был расстроенный.

– Это противозаконно! – резко сказал председатель. – Хуже того: это глупо. Робот не может зачать ребенка. Детей с роботом у нее быть не могло. А статус мужа, как и жены, даруется только после изъявления желания иметь ребенка, если на него получено разрешение. Мне кажется, даже землянину это должно быть известно.

– Да, конечно, господин председатель, – сказал Бейли. – Не сомневаюсь, что и Глэдия это знает. Слово «муж» она употребляла не в юридическом, а в эмоциональном смысле. Она считала Джендера эквивалентом мужа. И относилась к нему как к мужу.

Председатель обернулся к Фастольфу:

– Вы об этом знали, доктор Фастольф? Он ведь был вашим роботом.

– Я знал, что она к нему привязалась, – ответил Фастольф с явным смущением. – Я подозревал, что она использует его сексуально. Но об этой противозаконной фантазии я узнал только сейчас от мистера Бейли.

– Глэдия уроженка Солярии, – сказал Бейли. – И слово «муж» для нее означает не совсем то, что для аврорианки.

– Более чем очевидно, – буркнул председатель.

– Но у нее хватало здравого смысла скрывать это ото всех, господин председатель. Никому на Авроре она об этой фантазии, как выразился доктор Фастольф, не говорила. Мне позавчера она открылась только потому, что хотела, чтобы я усерднее расследовал дело, так близко ее касающееся. Но, думаю, она все равно промолчала бы, не будь я землянином, способным понять ее толкование этого слова.

– Пусть так, – сказал председатель. – Я готов признать за ней – как за солярианкой – такую крупицу здравого смысла. Так вы на этом хотели остановиться?

– Да, господин председатель.

– Но это не имеет никакого отношения к рассматриваемому вопросу и не может повлиять на оценку положения.

– Господин председатель, я должен задать еще один вопрос. Один-единственный. Десяток слов, сэр, и я закончу.

Бейли говорил со всей доступной ему убедительностью, ведь наступил решающий момент.

– Ну хорошо. Один последний вопрос, – согласился председатель после некоторых колебаний.

– Да, господин председатель. – Бейли хотелось свирепо закричать, но он сдержался, И даже не повысил голоса. От того, что он собирался сказать, зависело все. Но он даже пальцем не указал, хотя все время подводил разговор к этому финалу. Памятуя наставления Фастольфа, он произнес роковой вопрос почти небрежным тоном:

– Так откуда доктор Амадиро знал, что Глэдия считала Джендера своим мужем?

– Что-о? – Седые мохнатые брови председателя поползли на лоб. – Откуда вы взяли, что он об этом знал?

Прямой вопрос позволил Бейли продолжать:

– Спросите у него, господин председатель. – И он кивнул в сторону Амадиро, который вскочил и теперь смотрел на Бейли с явным ужасом.

79

Бейли повторил, очень мягко, не желая отвлечь внимание от Амадиро:

– Спросите его, господин председатель. Он как будто взволнован.

– В чем дело, доктор Амадиро? – спросил председатель. – Вы что-нибудь знали о том, что эта солярианка считала робота своим мужем?

Амадиро что-то бессвязно пробормотал, потом крепко сжал губы. Внезапная бледность на его лице сменилась багровой краской. Наконец он выговорил:

– Это бессмысленное обвинение меня несколько ошеломило, господин председатель. Я просто ничего не понимаю.

– Могу ли я объяснить, господин председатель? Очень коротко? – спросил Бейли. (А что если ему не позволят говорить?)

– Попробуйте, – мрачно сказал председатель. – Если у вас есть объяснение, я буду рад его услышать.

– Господин председатель, – начал Бейли, – вчера днем я беседовал с доктором Амадиро. Поскольку он решил задержать меня, пока не разразится гроза, то говорил много и, видимо, не очень следил за собой. Разговор коснулся Глэдии, и доктор Амадиро мимоходом назвал Джендера ее мужем. Мне любопытно узнать, откуда ему это было известно.

Амадиро все еще стоял, точно обвиняемый перед судьей. Он сказал:

– Правда это или нет, разбираемый вопрос тут ни при чем.

– Может быть, – ответил председатель. – Но меня удивляет ваша реакция на этот вопрос. Мне кажется, для мистера Бейли и для вас он имеет подспудный смысл, и я хотел бы его понять. Ответьте, знали вы или не знали об этой немыслимой связи между Джендером и солярианкой?

– Откуда мне было знать? – произнес Амадиро прерывающимся голосом.

– Это не ответ, – сказал председатель, – а уход от ответа. Я прошу вас вспомнить, а вы рассуждаете. Так говорили вы или не говорили то, что вам приписывают?

– Прежде чем доктор Амадиро ответит, – вмешался Бейли, которому негодующая вспышка председателя придала уверенности, – я обязан напомнить ему, что Жискар, робот, присутствовавший при пашем разговоре, может в случае необходимости повторить весь наш разговор дословно, воспроизводя наши голоса и интонации. Короче говоря, весь разговор был записан.

Амадиро вскричал с бешенством:

– Господин председатель, робот Жискар был сконструирован и программирован доктором Фастольфом, объявляющим себя лучшим из всех робопсихологов, моим ожесточенным противником. Можем ли мы доверять записям такого робота?

– Господин председатель, – сказал Бейли, – не прослушать ли вам запись, чтобы сделать собственные выводы?

– Пожалуй, – протянул председатель, – Доктор Амадиро, я здесь не для того, чтобы мои решения принимались за меня. Но пока оставим это. Доктор Амадиро, несмотря на эту запись, готовы ли вы заявить – тоже для записи, – что вы ничего не знали о манере солярианки называть робота своим мужем и ни разу не упомянули о нем, как о ее муже? Не забывайте – вы же оба члены Законодательного собрания, – что весь наш разговор, хотя здесь и нет робота, записывается моим личным аппаратом. (Он похлопал себя по нагрудному карману.) – Так как же, доктор Амадиро? Да или нет?