Книга Эволюция Бога. Бог глазами Библии, Корана и науки - Роберт Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так или иначе, причина, по которой мыслители после Мухаммада отдали предпочтение бескомпромиссной версии джихада, – лишь часть загадки. Вторая – его оправдание. Как мы только что видели, даже в самых воинственных фрагментах Корана, найденных в мединских сурах, не сформирован прочный фундамент для подобного учения19. К тому же многие стихи явно противоречат бескомпромиссной версии джихада – преимущественно относящиеся к периоду Мекки («у вас есть ваша религия, а у меня – моя»), но есть и мединские («нет принуждения в религии»)20.
Как создали учение о джихаде его творцы? Если Коран – действительно слово Бога и само по себе не содержит подобного учения, каким образом более поздние мусульманские мыслители ухитрились протолкнуть в него идею, что джихаду даровано божественное благословение? В основном с помощью двух интеллектуальных маневров.
Первым стало жизненно важное решение исламских правоведов, касающееся внутренних противоречий в Коране. Они постановили, что чем позднее Мухаммад произнес стих Корана, тем больше вероятность, что этот стих отражает непреходящую волю Бога21. Так в толковании наметилось смещение в сторону воинственности, поскольку ранним сурам, произнесенным в Мекке, была в большей мере свойственна толерантность.
Во-вторых, создатели учения о джихаде не ограничились Кораном. Они обратились к хадисам – изречениям Мухаммада, передаваемым устно. Здесь им было из чего выбирать: ассортимент высказываний, якобы произнесенных Мухаммадом, был на редкость богат.
Например, что ответил бы Мухаммад на просьбу перечислить основные ценности ислама? Первый вариант относится к фрагменту хадисов, переданному человеком по имени Абдуллах бин ‘Амр: «Один человек спросил пророка: “Какое проявление ислама является наилучшим?” Он ответил: “(Лучшее состоит в том, чтобы) ты кормил (людей) и приветствовал тех, кого знаешь и кого не знаешь”. Второй вариант, из хадиса, рассказанного человеком по имени Абу Хурайра, гласит: «Посланника Аллаха спросили: «Какое дело является наилучшим?» Он ответил: «Вера в Аллаха и Его посланника». (Его) спросили: «А после этого?» Он ответил: «Борьба [джихад] на пути Аллаха»22.
Для честолюбивого джихадиста предпочтительнее второй вариант.
Разумеется, могло быть и так, что Мухаммад в разном настроении произнес и то, и другое, отвечая, в сущности, на один и тот же вопрос. Но утверждать это нет оснований. Прежде чем хадисы были наконец записаны, они передавались исключительно из уст в уста гораздо дольше, чем Коран23. Этот длительный этап изменчивости представлял немало возможностей людям, которые хотели сделать свои излюбленные доводы более убедительными с помощью пророка. Это не значит, что мы имеем дело с сознательной нечестностью. Просто память – забавная штука, как и процесс, в ходе которого люди решают, чьи и которые воспоминания достойны считаться истинными.
Вот, например, высказывание о джихаде, приписываемое Мухаммаду, но записанное не ранее, чем через сто лет после его смерти: «Мне приказано сражаться со всеми людьми, пока они не скажут «нет Бога кроме Аллаха»24. Если Бог и вправду отдал такое повеление Мухаммаду, вопрос о том, было ли учение о джихаде дано свыше, мог быть исчерпан, ведь предписание «сражаться со всеми людьми» носит универсальный характер. Но любопытен сам факт, что Мухаммад сообщил об этом повелении Бога, тогда как в самом Коране, в сделанной в реальном времени записи всего, что Бог повелел Мухаммаду говорить и делать, об этом нет ни слова. А незначительным его посчитать нельзя.
С одной стороны, удивительно то, что джихад, учение, которое на протяжении стольких лет мусульманские мыслители воспринимали так серьезно, не имеет прочного фундамента в источнике высказываний Мухаммада, – а следовательно Бога, – который те же мыслители считают наиболее достоверным. С другой стороны, удивляться здесь нечему. Мораль, единая для всех авраамических религий, гласит, что любым писаниям можно найти самые разнообразные применения.
Однако новость о податливости писаний относится не только к плохим, но и к хорошим. Да, увидев, что ваши интересы пересекаются с интересами другой группы, можно оправдать неприязнь с помощью священного текста. Но если в ваших интересах сотрудничать с другой группой, может оказаться, что ваш Бог накладывает на такое сотрудничество ограничения.
Другой конец этой палки можно продемонстрировать на примере преемников Мухаммада, когда исламская империя разрослась и часть ее границ стабилизировалась. К началу 800-х годов, всего через несколько десятилетий после того, как мусульманские мыслители разделили мир на «дом ислама» и «дом войны», один видный исламский правовед провозгласил, что есть и третий дом – «дом перемирия, или соглашения»25. А к концу 800-х годов еще один исламский мыслитель назвал войну во имя ислама «малым джихадом» и заявил, что «большой джихад – это борьба против самого себя»26. Как мы уже видели, идея двух разновидностей джихада согласуется с различным применением этого термина в Коране. Но по каким критериям определять, какой из них большой, а какой малый? Хадисы в помощь! Согласно одному свидетельству, Мухаммад сам объяснял мусульманам, возвращающимся с войны: «Вы вернулись с малого джихада к большому». Правда, это свидетельство появилось поздновато, но лучше поздно, чем никогда.
Особенно важное место в учении занимала фард аль-кифайя – идея, согласно которой джихад является обязанностью, но не индивидуальной, а коллективной27. Так что если вести войну на какой-либо территории было нецелесообразно, там можно было жить мирной, но благочестивой жизнью, утешаясь тем, что где-то некие мусульмане сражаются за ислам.
Все эти факторы умеренного влияния были заложниками судьбы. Они могли преобладать в условиях, когда сотрудничество или хотя бы мирное сосуществование с соседями выглядело благоприятным, однако положение вещей всегда могло измениться. Когда на мусульман нападали, джихад из фард аль-кифайя превращался в фард аль-айн – обязанность, возложенную на каждого мусульманина. Так, когда христианские крестоносцы достигли Сирии, в трактате, обнародованном в Дамаске, объявлялось наступление времени фард аль-айн28. Как всегда, переход от ненулевой к нулевой сумме мог изменить характер религии.
Пластичность учения о джихаде была очевидна как на исламских территориях, так и за их границами. Хотя превращение всего мира в «дом ислама» должно было подразумевать обращение всех и каждого в ислам, эта цель, если она и составляла когда-нибудь часть джихада, просуществовала недолго. Чем больше неверующих покоряешь, тем яснее, что их непрекращающийся антагонизм вряд ли будет ценным приобретением, и тем менее привлекательна перспектива пробудить в них гнев принуждением к переходу в другую веру. Если приходится управлять целой империей, чем меньше в ней трений, тем лучше.
Здесь опять полезные рекомендации можно найти в Писании – главное, как следует поискать. В кораническом стихе, в наибольшей степени напоминающем призыв к джихаду глобальных масштабов, также есть важная лазейка. Он начинается словами: «Сражайтесь с теми из людей Писания, которые не веруют ни в Аллаха, ни в Последний день, которые не считают запретным то, что запретили Аллах и его Посланник», но заканчивается так: «пока они не станут собственноручно платить дань, оставаясь униженными»29. В итоге, деньги способны заменить теологическую преданность.
