Книга Гротеск - Нацуо Кирино

— Ладно. Что-нибудь придумаем.

А что тут придумаешь? Денег-то все равно нет. Я со вздохом обвела взглядом свою обшарпанную комнату.

— А как насчет Джонсона?

— Конечно, я хотел бы съездить в Америку, послушать настоящий рэп, но у отца вроде семья в Бостоне. Он развелся с японской женой, вернулся к себе и снова женился. Я слышал, там у них сыну десять лет. Так что наследник у него есть. Я отцу только мешаю, — невозмутимо говорил Юрио. — Для меня главное — музыка. Это моя судьба.

Я погладила Юрио по упругой щеке, чувствуя, как во мне просыпается материнский инстинкт, которого была лишена Юрико. Юрио ласково улыбнулся.

— Мне очень хотелось, чтобы мать меня любила. Поэтому я так обрадовался, когда ты нашлась.

Юрио был лишен зрения, зато прекрасно слышал голос сердца. Взяв его руку, я прижала ее к своей щеке.

— Я копия твоей матери. Вот какое у нее было лицо. Потрогай.

Юрио робко протянул ко мне другую руку. Я схватила большую прохладную ладонь, провела ею по носу, глазам…

— Люди говорят, что мы с твоей матерью очень красивые. Чувствуешь? Двойные веки. У меня большие глаза, тонкий нос. Брови похожи на твои — дугой. Губы полные, розовые. Как у тебя. Жаль, ты не можешь в этом убедиться.

— Не могу. — В голосе Юрио послышалась грусть. — Но я не считаю себя убогим из-за того, что не вижу. Я счастливый, потому что у меня талант и я живу в окружении прекрасной музыки. Я хочу только слушать музыку и сочинять такую, какую еще никто не слышал.

Какое простое и прекрасное желание! Чистый, бескорыстный мальчик! Настоящее золото! Меня переполняли материнские чувства. Я должна заработать ему на компьютер. Надо выпросить денег у швейцарского папочки. Я откопала старую телефонную книжку и набрала его номер.

— Алло! Это я.

Ответил женский голос по-немецки. Судя по всему — турчанка, на которой женился отец. Она сразу передала трубку отцу. Я услышала голос старика. Он совсем забыл японский.

— Нет интервью.

— Отец, ты знаешь, что у Юрико есть сын?

— Нет интервью.

Он положил трубку. Я обескураженно посмотрела на Юрио, его лицо будто говорило: «Я так и знал». Он повернул голову, в профиль — копия Юрико, и закрыл глаза. Наверное, его мир построен из прекрасных образов, созданных музыкой. Я верю только в то, что вижу собственными глазами. Вижу красоту, но красота в восприятии Юрио для меня не имеет смысла. Точнее так: я ничего не знаю о ней и никогда не узнаю. Выходит, мне тоже не дано понять его красоту. И хотя бог и послал мне этого чудесного мальчика, у нас нет с ним общего мира. Как это ужасно! И печально. Сердце пронзила боль — как от неразделенной любви. Я скорчилась, как от удара. Со мной впервые было такое.

— Кто-то идет.

Юрио снял наушники и навострил слух, хотя я ничего не слышала. Я удивленно подняла на него взгляд, и в этот момент раздался стук в дверь. Слух у Юрио был поразительный.

— Это я! Мицуру!

В темном коридоре у двери нашей квартиры стояла Мицуру. Она была одета по-весеннему — яркий голубой костюм, через руку перекинуто бежевое пальто. Моя замызганная прихожая будто озарилась светом.

— Надо же! Ты все здесь живешь! Можно?

Мицуру робко заглянула в комнату. Не могла же я ей отказать. Поздоровавшись, она сняла туфли на шпильках, аккуратно пристроила их у двери. Улыбнулась, заметив стоявшие рядом большие кроссовки Юрио. Интересно, зачем она явилась? Она выглядела гораздо элегантнее и спокойнее, чем несколько дней назад, когда мы встретились в зале суда. Постепенно Мицуру возвращалась к себе прежней.

— Извини, я как снег на голову. Хочу кое-что рассказать.

Мицуру присела перед чайным столиком, положив рядом пальто и сумку. С первого взгляда было видно: вещи новенькие и дорогие. Я вскипятила чайник, поглядывая краем глаза на Мицуру — в ней многое изменилось, — налила нам чаю. В доме был все тот же «Липтон» в пакетиках, какой мы пили в старые времена с дедом. В этом отношении я однолюбка. Раз мне что-то понравилось, менять не буду. А Юрио в наушниках тем временем все пританцовывал под музыку в соседней комнате.

— Мои такие же. Старший в одиннадцатом классе. Они с Юрио одного года. Живут у родителей мужа, оттуда ходят в школу. Мне запрещено к ним приближаться, но недавно я все равно ездила посмотреть, как они там.

Мицуру сделала глоток из чашки. В ее глазах блестели слезы.

— Запрещено? С какой стати?

— Потому что мы ушли в секту всей семьей. — Мицуру расплакалась. Я рассеянно наблюдала, как слезы капают в чашку с чаем. — Муж, я, моя мать и двое мальчиков. Целая семья. В секте меня определили по медицинской части, мужа приписали к другому отделу, а детей отправили в школу при секте. После этого мы не видели их пять лет. Сейчас они как-то забыли обо всем и сходят с ума от музыки и компьютерных игр. И меня тоже забыли. Так уж устроено — человек не может жить и все держать в памяти. Для мальчишек и я, и муж все равно что умерли. Родители мужа сказали им, что нас нет. Выйдя из тюрьмы, я первым делом поехала к ним. Но они только подозрительно смотрели на меня: «Что это за тетка прикатила?» Я думала, вернусь и опять стану матерью, буду жить нормально, как все люди. Но из меня ни матери не получилось, ни врача. И мужу наверняка дадут вышку. У меня будто вырвали почву из-под ног, я чуть с ума не сошла. Но с той нашей встречи, после тюрьмы, я сильно изменилась, скажи?

— Да уж точно, — честно ответила я.

Мицуру кивнула:

— Я знала, что ты так скажешь.

— Ну, что ты собралась рассказывать?

Мицуру утерла слезы платком.

— Я развелась и выхожу замуж за Кидзиму.

За Кидзиму? За которого? Не за Такаси же. Она что, явилась забрать Юрио? Я была ошарашена.

Мицуру улыбнулась:

— За Кидзиму-сэнсэя. Мы все это время переписывались и в конце концов решили пожениться. Знаешь, что он сказал? «Пусть это будет мой последний урок».

— Что ж, поздравляю, — грубовато бросила я.

Конечно, зависти у меня не было — ведь рядом со мной Юрио, — однако я не могла избавиться от горечи: мир музыки, в который погружен племянник, оставался для меня недоступным, и потому моя радость была далеко не полной. Скопившаяся во мне злость, которой я прикрывалась как щитом, отступала без сопротивления. А Мицуру так и сияла.

— Значит, Кидзима-сэнсэй решил все-таки вытащить из беды свою лучшую ученицу? — сказала я. — И заодно сделать из тебя приемную мамочку для своего Такаси.

— Пусть так. Такаси как раз просил тебе кое-что передать. Вот. — Она извлекла из сумки большой конверт. — От моего пасынка. Прими.

Я заглянула в конверт — а вдруг там деньги? — но обнаружила лишь две старые тетрадки.

— Это дневники Кадзуэ Сато. Такаси получил их по почте за несколько дней до ее убийства. Узнав о том, что случилось, он думал отнести их в полицию, но ты же знаешь, чем он занимается. Проституция, сводничество… это все незаконно. Поэтому решил, что лучше там не появляться, и вместо этого отправился в суд в надежде кого-нибудь встретить. Сначала он принес эти тетрадки мне, но я сама под наблюдением. Мне лишних проблем не надо. Юрико — твоя сестра, Кадзуэ — подруга. Ты с ними больше всех общалась. Кому еще нужны эти тетрадки? Делай с ними что хочешь.