Книга Вознесение - Павел Загребельный

Но разве не достаточно ему тяжкой враждебности султанши, чтобы еще отягощать себя попыткой очернить Роксолану, возведя на нее поклеп в мелком мошенничестве? Ясное дело, этот обрубок человеческий, чтобы сберечь свою мерзкую шкуру, согласился бы на все и засвидетельствовал бы против самого пророка и аллаха на небе, но кто же станет пользоваться услугами подонка?

Ибрагиму бы незаметно велеть дурбашам, чтобы убрали Кучука с глаз, убрали, быть может, и навеки, но он сидел какое-то время, словно забыв о евнухе, уставившись на него невидящим взглядом своих тяжелых глаз. Никак не мог отогнать искушения как-то соединить случайно пойманного дворцового поваренка с властительницей Топкапы. Наконец махнул рукой дурбашам, но не резко, наискосок, что означало бы смерть, а вяло, пренебрежительно, сверху вниз: в подземелье. Пусть посидит, покормит крыс.

Ночь для Ибрагима была потеряна безнадежно. Вечер отдал державным заботам, теперь мог разве что спать, да и то в одиночку: к Хатидже поздней ночью не пойдешь - султанская сестра не любит, чтобы ее тревожили без предупреждения. До Грити далеко, да и не уславливались о встрече. Виола и перс-музыкант опротивели. Книги валятся из рук. Можно бы проскакать с телохранителями по улицам Стамбула, вылавливая всех, кто слоняется без фонарей в руках, но и это не привлекало. Великий визирь вернулся в свои рабочие покои, выслушал от старшего писца донесения от санджаков, отдал распоряжения на завтра, потом велел привести к себе Кучука. Полагалось бы подержать того хотя бы до утра в подземелье, возле зверей, чтобы нагнать еще большего страха, но не хотелось тратить на этого человечка слишком много времени да и не поместится больше страха в его ничтожном теле.

Кучук, брошенный на роскошные визирские ковры, должен был бы почувствовать себя ошеломленным этой роскошью, но он вряд ли и замечал ее. Снова ползал, уткнувшись носом в пол, норовил по-собачьи лизнуть сапоги великого визиря, а тот то и знай гадливо отталкивал его, махнул телохранителям, чтобы оставили его наедине с Кучуком, встряхивая пальцами, как бы желая стряхнуть с себя грязь, которой набрался от общения с этим человечком, процедил сквозь зубы:

- Теперь рассказывай мне о себе быстро и без лишних слов, ты, сын шакала и свиньи. Ну?

- Ваше высочество, мой визирь, - бормотал тот, - я Кучук, Кучук...

Ибрагима передернуло. Как ни перепуган этот презренный прислужник, а все же не забывает, что он только "высочество", а не "величество", как султан и султанша.

- Какой я тебе, визирь? - взревел грек. - Твои родичи в аду, да и то в отвратительнейшей его части. Кучук? Что такое - Кучук?

Евнух поднял голову, вытаращился на великого визиря. Никак не мог понять, чего хочет от него этот всемогущественный человек. Ну, он действительно Кучук, тут уж ничего не прибавишь. И назван так не в честь самого короткого месяца, а потому, что в детстве ему навеки укоротили тело так, что уже ничем не дотачать. Отсюда и имя. А каково имя, такова и жизнь. Приходится жить так, как живут вокруг тебя, а там суета, тщеславие, неправда и сплошное зло. Одни кичатся происхождением, другие положением, иные богатством, красотой, силой, а ты не имеешь ничего - ни надежд, ни страхов, ни души, ни тела, только запуганная ненависть ко всему сущему, загнанная в отдаленнейшие закутки души. Он никогда не искал своих корней, не знал, где их искать, не помнил ничего о своих истоках, как будто вырос здесь, под стенами гарема, как черное зелье на том месте, куда выливают помои. Звали Кучуком потому, что жил тут с малолетства, как будто и родился в аду султанских кухонь, среди исполинских медных котлов, под которыми вечно гоготало пламя. Чуть проснувшись, уже разносил еду гаремницам, поставив на голову тяжеленный поднос, переваливался на коротеньких ножках по длинным мабейнам[86]гарема, ставил блюда на полочки шкафчиков-вертушек, указанных евнухами. Никогда не видел, кому он подает еду, его тоже не видели. Шкафчик вертелся в стене, поднос исчезал на той стороне, невидимые руки снимали его с полочки, ставили себе на колени, или на столик; или на подушку - миндер, нежные уста касались пищи, принесенной Кучуком, а он между тем бежал снова в кухню, брал новый поднос, нес его в другое помещение, евнух указывал ему на пустую полочку... Знал или не знал о гаремницах, которым приносил еду? На это не может быть однозначного ответа.

Слышал нежные голоса. Слова. Разговоры. А кто слышит, тот уже знает. Имел дело с деревом, а в дереве всегда можно сделать незаметное отверстие. Проколоть шилом стенку круглого шкафчика-вертушки - и уже тебе открываются внутренности гарема. А кто видит, тот тоже что-то может знать. Может, оно и ни к чему для такого маленького служки, но разве человек ведает, что ему нужно, а что нет? Тогда возжелал подняться выше во дворцовой иерархии, из простого разносчика пищи стать поваром - ахчи. Пусть не ахчи-уста, не великим мастером кормления людей, к тому же таких вельможных, как султанские жены, а простым себе поваренком, опять-таки кучуком. Он изучал искусство ахчи, но хотя кое-что в нем казалось ему непостижимым, а старые ахчи-уста всячески укрепляли его в этом убеждении, он учился упорно, отчаянно, ожесточенно, терпеливо сносил насмешки, побои, издевательства и чего же достиг? Только права подкладывать под котел дрова. Даже воду в котлы заливали другие, более доверенные, до которых Кучук, казалось, никогда не сможет дорасти. Грязный, оборванный, перепачканный сажей, как стамбульский кюльбекчи, он только и знал, что выслушивал презрительные слова старших поваров: "Что? Ты хотел бы к котлам? Такой неряха и грязнуля? Да ты знаешь, что у настоящего повара должен быть чистый не только зад, как у каждого правоверного, но и руки, нос, борода, шея и все иное, чтобы никакая зараза не могла попасть от тебя в котлы!"

И вот счастье! Его заметил сам матбах-эмини, сказал ему несколько благосклонных слов, велел выдать Кучуку дорогую одежду, теплый халат и шапку и послал выполнить чрезвычайно важное поручение.

- Что ты знаешь про гарем? - спокойно спросил у Кучука Ибрагим.

Тот испугался еще больше. В бормотании о своей жизни на султанских кухнях он немного отошел от страха перед этим грозным человеком, а теперь все начиналось сначала.

- "Клянусь аллахом милосердным и всепрощающим и этим беспечным городом..."

- Ты мне еще поклянешься, - пообещал ему великий визирь, - я еще выпущу тебе все, что содержится в твоих кишках! О гареме что знаешь?

- Ваше высочество! - заскулил Кучук. - Ну откуда же мне знать? Я только дровонос. Подкладываю под котлы и наблюдаю за огнем. В гарем могут ходить только мальчики до двенадцати лет. Даже евнухов из кухни только маленьких туда...

- А те - что они знают?

- Да разве я...

- Говори все!

- Аллах часто милостив даже к безумным... Они узнают там и запрещенное...

- Ага, узнают. А потом?

- Кто что слышит, что видит, несет и разносит... Но ведь не я, ваше высочество, не я...