Книга Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли

– Но они, конечно, не захотят разрушать Париж, – заметил отец Кевин. – В конце концов, это ведь их приз. В газетах пишут, что правительство объявит Париж «открытым городом» и не станет защищать его от немцев.

Я плотно натянула зеленый бархат, стараясь при этом не помять края рукописи, но на колени мне падали мелкие чешуйки пергамента.

– Он распадается, – сказала я Питеру.

– Ему ведь почти тысяча лет, – ответил он. Питер посмотрел на отца Кевина. – Немцы приняли решение сжечь библиотеку в Левене. Расчетливо, демонстративно. Почему же им не проделать то же самое и в Париже?

– Жанна д’Арк никогда не позволит германцам разрушить Париж, – заявила я.

Питер улыбнулся мне. По дороге от своего дома я заставила его остановиться перед статуей Жанны, стоящей лицом к Лувру. Мы были не единственными, кто пришел туда, чтобы попросить у нее помощи. Там была целая толпа – в основном женщины, некоторые стояли на коленях. Однако было там и немало мужчин, попадались даже солдаты.

– Исключать чудеса никогда не является разумным решением, – согласился отец Кевин.

Мы ожидали приезда Майрона Херрика, который должен был появиться в полдень. Это американский посол во Франции. Сам он родом из Огайо, политик-республиканец, но при этом друг Джона Куинна, который согласился забрать часть книг и рукописей в американское посольство на сохранение. Когда он наконец приехал, было уже почти три часа.

– Тяжелый день, – вздохнул он. – Я раньше никогда здесь не был.

Он обвел взглядом полупустые полки.

– Тихое местечко.

– Оно принадлежит нам уже более трехсот лет, – объяснил отец Кевин. – Оно пережило много войн и оккупаций.

– Но боюсь, что не такую войну, – заметил Херрик. – Я стоял перед зданием посольства, когда аэроплан сбросил бомбу, упавшую всего в нескольких футах от меня. Аэропланы – это что-то новенькое. И еще германская артиллерия. У них есть гаубица, минометный снаряд, которой может пробить бетон. В войсках ее уже прозвали «Большой Бертой». Эта пушка может поразить цель на расстоянии восьми миль. Она уже разрушила бельгийские крепости. И, боюсь, движется в нашем направлении.

– Пушка, которая бьет на восемь миль? Ужас! – воскликнула я.

– Думаете, это плохо? – фыркнул Херрик. – Крупп разрабатывает пушку, которая может стрелять на восемьдесят миль. Таковы современные приемы ведения войны. Можете себе вообразить, что снаряд, способный пробить бетон, сделает с человеческим телом. Французское правительство считает, что немцы могут быть здесь уже к концу недели. Пуанкаре перевозит всю администрацию в Бордо.

– Так они бросают нас? Это ужасно, – сказала я.

Херрик пожал плечами.

– Я пообещал им, что повешу американский флаг на Лувре и Нотр-Даме, а также возьму под защиту Соединенных Штатов все музеи, – заявил он.

– Мы очень благодарны вам, господин посол, что вы согласились взять и вот это, – сказал отец Кевин. – Они бесценны.

– Вот и Джон Куинн тоже так считает.

Херрик указал на ящики.

– Но я не могу взять их все или гарантировать их сохранность, – продолжил он. – Я надеюсь, что немцы уважают наш нейтралитет, однако я только что получил ноту от министра иностранных дел Германии, где он выражает протест против того, что мы лечим раненых французских солдат в американском госпитале в Нёйи.

– Но помощь больным, безусловно, не является военным действием, – возразил отец Кевин.

– Немцы настаивают на этом, потому что французское правительство предоставило нам здание в качестве корпуса нашего госпиталя, а значит, мы сотрудничаем с их врагом. Сотрудничаем! Но мы там даже еще не открылись, доктор Грос только готовит это место. Он уже так давно живет здесь, что знает большинство американцев в Париже. Многие из них сейчас убирают новый корпус госпиталя, готовятся.

Он бросил взгляд на меня.

– Вы ведь тоже американка, верно?

– Да, – ответила я.

– Но не похоже, что мы с вами встречались. Вы не посещали официальные мероприятия в нашем посольстве? – поинтересовался он.

Я покачала головой. Я всегда немного боялась, что случайно встречу там кого-нибудь из Чикаго. Было бы ужасно, если бы кто-нибудь там вдруг воскликнул: «Нора Келли? Так вы же умерли!» Правда, сейчас, когда весь мир разваливался на части, моя смерть, конечно, уже не казалась чем-то важным.

– Я из Чикаго, – сказала я.

Имя свое я произнесла невнятно, зато потом громко добавила фамилию – Келли.

– Демократка, полагаю, – кивнул он. – Впрочем, сейчас по этому принципу уже никто никого не делит. Нам нужны работники. Поезжайте в Нёйи. Найдете там миссис Вандербильт, которая отвечает за уборку и подготовку этого места, и представитесь. Все, чего там не хватает, она купит.

Мы с Питером и отцом Кевином перетащили ящики к машине Херрика.

– Спасибо вам, – сказал отец Кевин, а потом мы все посмотрели вслед отъезжающему автомобилю.

– А как насчет вот этого? – Я указала на большой манускрипт, который продолжал лежать на столе.

– Это сделанная в четырнадцатом веке копия главы из «Книги бурой коровы»[155], которую Питер заберет с собой, – пояснил отец Кевин.

– Заберет с собой куда? – уточнила я.

– Домой, – ответил Питер, – в Ирландию.

– Нет, – возразила я. – Ты не можешь снова пытаться пройти через линии разграничения. Везде полно военных. Его же едва не убили на прошлой неделе, – обратилась я за поддержкой к отцу Кевину.

– Он может уйти на юг, – ответил тот, – и в Марселе сесть на корабль.

– Мне там помогут, – добавил Питер.

– Ты не можешь ехать, Питер. После всего того, что…

– Нора, – перебил он меня. – В Ирландии меня ждет очень важная работа.

– Да ради бога! Есть ведь и более важные вещи, чем спасение древних рукописей. Твоя жизнь, например.

– Помнишь, я рассказывал тебе, что вожди клана О’Доннеллов носили Катах – книгу псалмов святого Колумба – в бой, как своего рода боевой штандарт?

– Помню. Ну и что? Мой дедушка Патрик водил солдат за собой жезлом святого Греллана. А ты теперь хочешь выступить против «Большой Берты» с «Книгой бурой коровы»? – не унималась я.

– Послушай меня, Нора. Англия всегда обращалась к Ирландии за солдатами. Десять тысяч наших соотечественников уже записались в британскую армию и сражаются на фронте. Они думают, что спасают несчастную католическую Бельгию. И доказывают, что мы достойны гомруля. А теперь, после Левена, рекрутеры будут взывать к ирландскому чувству справедливости. Будут искушать новобранцев не отказываться от королевского шиллинга и обещать, что война эта закончится уже к Рождеству. Я должен помешать этой вербовке.