Книга Генерал Алексеев - Василий Цветков

Поэтому долг консервативной общественности — не оставлять генералов и офицеров на произвол «всесильной демократии», но, напротив, сделать все возможное для их реабилитации, а также для поддержки семей «корниловцев». «Пора начать кампанию в печати по этому вопиющему делу. Россия не может допустить готовящегося в самом скором времени преступления по отношению ее лучших, доблестных сыновей и искусных генералов… Я не знаю адресов гг. Вышнеградского, Путилова (оба известных российских промышленника финансировали структуры, связанные с выступлением генерала Корнилова. — В.Ц.) и других. Семьи заключенных офицеров начинают голодать. Для спасения их нужно собрать и дать Комитету Союза офицеров до 300 000 рублей. Я настойчиво прошу их прийти на помощь».

В письме к Б. Суворину Алексеев настаивал на необходимости широкого освещения в прессе подлинных патриотических намерений «корниловцев», в частности, генерала Деникина — «этого лучшего русского человека и генерала». После «подавления корниловщины» в армии были произведены «проверки благонадежности», и в отставку было отправлено около 15 тысяч офицеров и более 20 чинов высшего командного состава. Алексееву приходилось заботиться о трудоустройстве офицеров, ставших безработными. В письме к Родзянко он предлагал: «…если Москва и Петроград соберут по 200 000 р., мы обеспечены и протянем руку помощи не только привлеченным, но и некоторым выброшенным на улицу офицерам в связи с делом Корнилова. Таких много… нам нужно образовать комитет для сбора и передачи средств». Алексеев договорился о приеме группы уволенных офицеров на фабрику «1-го Российского товарищества воздухоплавания» с ее директором С.С. Щетининым (губернатор Екатеринославской губернии в 1919 г.), известную своим производством знаменитой «летающей лодки конструкции Д.П. Григоровича».

Для прикрытия вероятной в будущем подпольной работы использовались также благотворительные и медицинские организации. Алексеев реорганизовал существовавшее в Петрограде, основанное еще в 1880 г., общество «Белый Крест» (его возглавила супруга генерала) и структурное подразделение Общества борьбы с туберкулезом — «Капля молока». Переводить средства и пожертвования этим и подобным организациям было гораздо проще, чем непосредственно финансировать боевые политические формирования, социальная направленность их работы не должна была вызывать подозрений.

Позже «Белый Крест», одновременно с переездом Алексеева из Петрограда в Ростов-на-Дону, открыл там свое отделение и с начала ноября располагал уже лазаретом, перевязочным пунктом, складом обмундирования и «отделением пропаганды», работая совместно с «Алексеевской организацией». Был сформирован «летучий отряд» — своеобразная «скорая помощь» для обслуживания раненых на позициях. Даже после занятия Ростова красногвардейцами в феврале 1918 г. «Белый Крест» не только продолжал снабжать Добровольческую армию медикаментами и бельем, но и отправлял в ее ряды офицеров и юнкеров, готовил антибольшевистское восстание. «Капля молока» была «одновременно и питательным пунктом, и нелегальным управлением “этапного коменданта”, члена Правления “Общества” полковника П.Л. Веденяпина, направлявшего “добровольцев” из Петрограда “лечиться на минеральных водах”»{86}.

Однако осенью 1917 г. Алексеев не только готовил потенциальные подпольные центры, но пытался до последней возможности использовать легальные пути воздействия на власть. Даже вероятная перспектива создания «однородно социалистического» правительства не исключала для генерала возможности сотрудничества с ним. Отчасти это можно объяснить стремлением действовать в рамках формального закона, чтобы не становиться все-таки на «путь Корнилова» — путь открытого противоборства с властью. С другой стороны, Алексеев ради необходимого, по его убеждению, продолжения войны с Германией считал важным использовать силу и статус государственных структур, даже если бы они фактически являлись призрачными.

Примечательна его оценка текущей ситуации, данная 8 октября 1917 г. в письме супруге в Смоленск: «Мне все-таки придется проехать в Москву, на вечер 12 октября, чтобы в закрытом заседании общественных деятелей сказать несколько слов о современном состоянии армии и, если можно, дать толчок к настоянию, к борьбе за возрождение этого почти мертвеца. Как утопающий хватается за соломинку, так и я сейчас хочу использовать все, что можно, для достижения хотя бы только частицы желанного. Тяжелее, чем теперь, не будет для моего сознания даже тогда, когда я увижу полное крушение моих надежд, когда выяснится, что при современных деятелях сделать ничего нельзя. Отчасти я готов к этому, но ранее хочу испробовать все способы».

Именно этим и можно объяснить несколько странное поведение Михаила Васильевича в дни «октябрьского переворота» — прихода к власти большевиков. 24 октября 1917 г. Алексеев направлялся в Мариинский дворец для участия в очередном заседании Предпарламента и чудом избежал ареста (дежурный офицер не пропустил опоздавшего на заседание генерала во дворец, где уже распоряжались представители Военно-революционного комитета). По воспоминаниям Борисова, бывшего в эти дни в Зимнем дворце, «25-го октября, около 8 часов вечера (за два часа до начала штурма. — В. Ц.), Временное правительство, после бегства Керенского находившееся под главенством Коновалова, было обложено большевиками в Зимнем дворце. Коновалов (министр торговли и промышленности А.И. Коновалов был назначен Керенским исполняющим обязанности министра-председателя. — В. Ц.), говоривший по телефону, сказал мне, что Алексеев пришел в Штаб Петроградского округа и просит дать ему конвой, чтобы проникнуть в Зимний дворец. Я тотчас пошел к телефону и сказал Алексееву, что паше положение в Зимнем дворце совершенно не приспособлено к обороне и что оно не будет крепче, если усилится еще одним генералом; что ему самое лучшее бежать из Петрограда».

Схожее описание поведения Алексеева во время «большевицкого переворота» имеется в книге подполковника В.Е. Павлова «Марковцы в боях и походах за Россию»: «В течение целого дня он стремился связаться с “власть имущими”, но те, с которыми ему удавалось встречаться, были в полной растерянности. Такую же растерянность он нашел и в Штабе Округа; ему отказали даже дать конвой, чтобы связаться с Временным правительством в Зимнем дворце. Из последнего его убедительно просили не предпринимать никаких мер и… скрыться»{87}.

Тогда, когда очень многие военные открыто игнорировали «фигляр-премьера» Керенского и считали его обреченным, Алексеев все-таки не терял надежд на использование правительственных структур в противодействии большевикам. Он допускал, что эффективная защита Зимнего дворца, равно как и победа — если будет достигнута — над советской властью в Москве, могли бы спасти остатки авторитета Временного правительства. Но для этого от самого правительства требовалось хотя бы элементарное стремление к защите, при поддержке столь «страшных» для Керенского контрреволюционных военных.

Примечательно, что еще в сентябре 1917 г., в интервью журналисту газеты «Утро России» И.И. Митропольскому (Маркову), Алексеев достаточно верно определял вероятный ход дальнейшего развития событий в России. Интервью оказалось настолько резким и нелицеприятным по отношению к политике правительства, что его запретили печатать. А когда оно все же было опубликовано, журналист получил строжайший выговор, а газету пригрозили закрыть.