Книга Евреи государства Российского. XV – начало XX вв. - Илья Бердников

Другой эпизод имел для Михаила не вполне приятные последствия. Случилось так, что на один музыкальный концерт в Павловске Грулев пригласил свою невестку, жену брата, и той почему-то пришло на ум говорить с ним на языке идиш. Их беседу услышал полковник Кублицкий, профессор Академии, и твердо вознамерился не давать ходу этому «шустрому еврейчику». И вот, когда пришла пора выпускных экзаменов, Кублицкий цинично придрался к Грулеву, стараясь всеми мерами преградить ему дорогу в Генеральный штаб. И, хотя другие профессора и преподаватели энергично защищали Михаила, из-за происков Кублицкого ему, выпускнику, не хватило все же двух сотых балла до первого разряда. Впрочем, ректор Академии дал Грулеву такую выдающуюся аттестацию, что тот был переведен в Генштаб даже раньше своих сверстников, получивших первый разряд.

После окончания Академии Грулев направлен штаб-офицером в Забайкалье. Здесь, помимо военных, он демонстрирует и свои научные способности – в 1892 году выходят две его книги «Забайкалье. Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом» и «Аму-Дарья. Очерки Бухары и Туркмении», а в 1895 году – «Описание реки Сунгари» и «Сунгарийская речная экспедиция 1895 года», не утратившие своей ценности и сегодня.

Путешествуя по городам и весям империи, вглядываясь в жизнь и быт народа, Михаил пытается постичь русский национальный характер и делает зоркие наблюдения над «особым своеобразным типом сибиряка». Его взвешенной оценке людей этой «не видевшей крепостного права, необъятной страны» чужды как славянофильские восторг и умиление, так и русофобские шельмования. В самобытном русском характере, по словам Грулева, «привольно размахнулись душевные качества по широкому масштабу: тут и чуткая отзывчивость к чужому горю, самоотверженная – просто ангельская иногда доброта, рядом с неудержимой удалью, железной волей и прямо нечеловеческой иногда жестокостью. Это кажущееся противоречие представляет собою не что иное, как живое воплощение все той же беспредельной шири сибирской: доброта – так доброта без удержу; даст ли сибиряк простора злой воле, то она может проявиться в [самых] чудовищных размерах».

Книга М. Грулева

Офицера Михаила Грулева заботило, чтобы Россия прирастала новыми землями и зонами влияния. Он руководит научной экспедицией в Маньчжурию и указывает место для строительства города Харбина, ставшего позднее центром русской эмиграции. Его направляют в командировки в Индию, Китай, Японию, Аравию, почти во все страны Европы. Он исколесил и всю Сибирь, Забайкалье и Приамурье, шел с караваном верблюдов по туркменским пустыням и поднимался на вершины Памира; побывал в буддийских монастырях и у бухарского эмира; плыл на пароходе по Атлантике к Новому Свету и останавливался на побережье Тихого океана.

В поездках по странам и континентам нашего героя иногда сопровождала жена, Н. Грулева (известен лишь первый инициал ее имени), обладавшая, между прочим, незаурядными литературными способностями. В «Туркестанском литературном сборнике, в пользу прокаженных» (Спб., 1900), изданном на средства Российского Красного Креста, она опубликовала очерк «Ниагарский водопад», в коем ярко живописала это «ошеломляющее явление природы на нашей планете, превосходящее по своему величию почти все, что на земле доступно наблюдению». До нас дошло лишь одно ее сочинение, но и по нему можно судить об уме и тонком психологизме автора. Чего стоят, например, ее размышления о том, что мы сегодня называем «индустрией развлечений»: «Где силами природы или слабыми руками людей создано что-либо достойное внимания туриста, там непременно прилепились назойливые чичероне, способные отравить ваше существование. Вы стоите иногда пораженные чудным произведением человеческого творчества или дивным явлением природы, вам хочется забыть хоть на миг житейские невзгоды, стать ближе к великому художнику или Божественному Творцу, отдаться наплыву поэтического чувства, как вдруг, точно грозный memento mori – вам над самым ухом вкрадчивым голосом навязывает свои услуги неотвязчивый гид. Иной раз кажется, что он задался специальной целью изводить вас, не дать возвыситься над будничными чувствами. Отклоните вы его услугу, он все же будет преследовать вас, как тень; заплатите ему – он уже по обязанности неотступно сопровождает вас, как хозяин». Помимо безупречного стиля, глубоко оригинально художественное мышление очеркиста: «громадные изумрудные устои» и «неумолкаемый рокот» Ниагары вызывают у нее ассоциации с бессмертным державинским «Водопадом», где «подобно пучине вод, кипит стремление страстей». Хотя каких-либо биографических данных об Н. Грулевой не находится, ее очерк позволяет нам заключить, что Михаил Владимирович выбрал себе в спутницы умную, проницательную и талантливую подругу, к тому же свою единомышленницу.

В это же время со всей силой развернулся и его яркий дар историка, журналиста и редактора. Он пишет острозлободневные статьи о международных отношениях, жизни российской армии, печатается в «Русском инвалиде», «Историческом вестнике», «Военном сборнике», «Приамурских ведомостях», «Русской старине» и др. Грулев стяжал себе славу видного востоковеда. Он стал редактором «Известий Туркестанского отдела Императорского Российского Географического общества», основателем секретного журнала «Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом»; опубликовал также несколько статей и переводов в многотомном издании Военно-ученого комитета «Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии». Михаил Владимирович редактирует газету «Туркестанские Ведомости», причем за короткий срок превращает этот сухой официальный листок в боевой орган прогрессивной печати, издаваемый пять раз в неделю. Его передовицы перепечатываются в Лондоне, Берлине и Париже.

Поставив перед газетой задачу «не кривя душой, стоять на страже правды и справедливости», Грулев, как редактор и честный человек, не мог не откликнуться на дело Дрейфуса. В своем правдоискательстве он никогда не боялся идти против общего течения. Характерный тому пример: в зале суда полковник казачьего полка Сташевский убил выстрелом из револьвера адвоката Сморгунера, отца многочисленного семейства. А все потому, что Сташевскому якобы послышалось, что адвокат в своей защитительной речи сказал что-то оскорбительное для чести казаков. Однако было ясно, да и следствием доказано, что Сташевскому это только показалось. Тем не менее местная военная среда это убийство даже одобряла: ведь с одной стороны – какой-то там еврей, а с другой, – свой казачий командир, «защищающий честь полка». Столичная печать на сие никак не откликнулась, а вот «Туркестанские Ведомости» отреагировали молниеносно! И тут же к военному министру полетела жалоба: Грулев, дескать, принижает авторитет русского солдата и офицера.

Обвинение явно облыжное, ибо не кто иной, как Грулев не уставал говорить об «искони присущей русскому воину дисциплине, добродетели и самоотверженной скромности», о «непобедимой стойкости русского солдата». При этом он цитировал слова Фридриха Великого: «Недостаточно убить русского солдата, его надо еще потом повалить!» И такой солдат мог происходить только из народа с «великой нравственной упругостью, неистощимой живучестью моральной силы», каковым, по мнению Михаила, был великий русский народ. И разве не Грулев радел об уважительном отношении к русскому солдату не на словах, а на деле, говорил о недопустимости «тыканья», зуботычин и рукоприкладства в обращении с ним. Он негодовал на то, что «появление начальника в виде грозы и злого ненастья [подчас] отождествляется со служебным рвением», что «живуч и крепок еще у нас затхлый дух крепостничества, который поборники всякой косности готовы сделать каким-то привилегированным культом нашей армии». И уж совсем недопустимы случаи, когда защитника Отечества изгоняют из публичных мест и гуляний. Но, отдавая дань несокрушимому мужеству русского воина, Грулев не мог не видеть, чего тому недостает – «простых положительных знаний, сведений из обыденной солдатской науки, без которых все его чудные нравственные силы остаются втуне лежащими и не приносят никакой пользы». И он предлагает ряд неотложных мер по воспитанию солдата.