Книга Восхождение самозваного принца - Роберт Энтони Сальваторе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зато оно доставило мне удовольствие, — возразил юный рейнджер, получив в ответ недовольный взгляд Садьи.
— Ты ошибаешься, если думаешь, что меня особенно заботит Де'Уннеро. Ни он, ни кто-либо другой или что-либо другое не заботят меня больше, чем этого требуют мои замыслы, — перестав улыбаться, холодно произнес Эйдриан.
Произнося эти слова, он внимательно взглянул на маленькую певицу и заметил, как ее лицо на мгновение исказила гримаса.
Юноша решил исправить положение и простодушно рассмеялся.
— Аббат Олин сомневался во мне, — повторил он. — А мы не должны сомневаться друг в друге, если хотим достичь того, чего мы все так жаждем. Теперь я пользуюсь полным доверием старика, и это немаловажно. Да, риск стоил того, хотя на самом деле никакого риска там не было.
— Не стоит легкомысленно относиться к чежу-лею, — нахмурив брови, сказала Садья.
— Если бы он одолел меня силой меча — в чем я, правда, сильно сомневаюсь, — я бы уничтожил его силой магических самоцветов еще раньше, чем он попытался бы нанести завершающий удар, — уверенно заявил Эйдриан. — Думаешь, я не догадывался о мастерстве бехренца? Это как раз ты недооцениваешь меня, мое желание достичь тех высот, которыми вы с Де'Уннеро начали дразнить меня вскоре после нашей встречи. Можешь мне верить, в этих замыслах нет ничего, о чем бы я не мечтал еще до того, как повстречался с вами. Я непременно их достигну.
— Достигнешь чего?
— Высот, о которых вы оба даже не подозреваете.
— А есть ли в твоих великих замыслах место для Садьи? — неожиданно спросила женщина.
Эйдриан многообещающе улыбнулся. Пока это было его единственным ответом маленькой певице.
Проходя по длинной, окаймленной с обеих сторон цветами аллее, ведущей к воротам Урсальского замка, они неизменно ловили на себе недоуменные взгляды встречавшихся им на пути.
Роджера He-Запрешь это не слишком-то волновало. Он давно привык, что его появление непременно обращало на себя внимание: одни, видя его, недовольно морщились, другие разевали рты, а кое-кто останавливался и застывал в неподдельном изумлении. В детстве Роджер заболел лихорадкой, унесшей жизни всех его родственников. Он сам тоже несколько раз оказывался на грани смерти, но сумел выжить. Однако лихорадка все же взяла с него свою жестокую дань — мальчишка перестал расти, и сейчас рост Роджера едва превышал пять футов. Другой отметиной перенесенного недуга стала неимоверная худоба, отчего глаза, уши, нос и рот казались слишком большими для его почти детского лица. Самое обидное, что мало кто принимал Роджера всерьез. Всю свою жизнь он оставался, что называется, «ни пришей ни пристегни», и немало страдал от этого.
Впрочем, не всех обитателей Урсальского замка интересовал Роджер. Многим, особенно женщинам, не давала покоя его супруга, Дейнси.
Она шла рядом с ним, гордо вскинув голову, но Роджер чувствовал, что за внешней невозмутимостью жены скрыта душевная боль. Простолюдинка, выросшая в той части Палмариса, где всегда надо держать ухо востро, Дейнси оставалась цела благодаря своей смекалке, а порою — умению ловко запустить в обидчика тем, что под руку попадется. В свое время Дейнси довелось и отбиваться от здоровенного громилы, и неделями прятаться от солдат и монахов, приспешников Маркворта, в сыром и темном подвале. Все это научило женщину немалой стойкости. Даже заболев розовой чумой, она страдала тихо и молча.
Здесь, при дворе, умели изводить тонко и исподтишка; в чем-то это было даже страшнее розовой чумы.
Знать взирала на Роджера и Дейнси так, как смотрят на грязного шелудивого пса, неожиданно забежавшего в комнату и прыгнувшего на обеденный стол. Губы придворных не осмеливались произнести слово «простолюдины», зато глаза их, совершенно не скрывая, кричали об этом.
Что ж, на самом деле так оно и было, и Роджер это знал. Невзирая на положение, которое он и Дейнси занимали теперь в Палмарисе, они действительно были простолюдинами. Джилсепони одарила их богатой одеждой, но они даже не знали, как ее правильно носить. В этих нарядах они еще больше чувствовали себя не на месте.
Роджер постоянно напоминал себе, ради чего они появились здесь ранней весной, едва дороги освободились от снега, а Мазур-Делавал — ото льда. Они с Дейнси приехали поддержать Пони Виндон. Нет, не королеву Джилсепони, а именно Пони Виндон — их дорогого друга. И видя искривленные в презрительных гримасах лица придворных, которым словно делалось дурно от одного их присутствия, Роджер в очередной раз убеждался, насколько Пони сейчас нуждается в их поддержке.
А жизнь Пони в Урсале и в самом деле становилась все тяжелее. По улицам столицы беспрестанно расползались гадкие слухи; люди шептались, что король и королева давно забыли о супружеском долге и даже почти перестали разговаривать друг с другом. В любом кабаке Урсала и окрестных селений можно было услышать грязные шуточки про «королеву из народа».
И вся эта мерзость имела корни здесь, в роскошных дворцовых покоях, на ухоженных аллеях и лужайках прилегающих к замку садов. До чего же Роджеру хотелось вытащить меч и призвать всю эту придворную дрянь к ответу!
— Как только она выдерживает это день за днем? — тихо спросила Дейнси. — Как сносит все эти вызывающие взгляды и даже не пробует ответить?
— А ты представляешь, что произойдет, если она так поступит? — ответил Роджер. — Это просто приведет двор к распаду и причинит ее мужу еще большие страдания. Не забывай, что Дануб — король. Получается, что тогда ее жизнь станет еще тяжелее.
— Если наш король допускает, чтобы его жена страдала и мучилась, надо бы ему для вразумления хорошенько двинуть коленкой под зад, — заявила Дейнси.
Простая житейская логика была для этой женщины броней, защищавшей от презрительных взглядов высокородных вельмож. Роджер даже засмеялся — насколько его жена не разбиралась в изощренных хитросплетениях придворной жизни.
Если бы все было так просто!
— Не найдется ли еще каких-нибудь бродяг, которых вам было бы благоугодно поселить в Урсальском замке? — язвительно осведомился герцог Калас, заметив королеву на балконе, откуда она глядела на простор Мазур-Делавала.
Вопрос неприятно задел Джилсепони, однако она удержалась от язвительного ответа. До чего же глуп этот Калас! До чего глупы все эти чванливые и кичливые придворные! Им невдомек, что Роджер He-Запрешь более чем кто либо заслуживает право на кров в Урсальском замке. Кто считал, сколько жизней спас юный Роджер во время войны с демоном-драконом? Пятьдесят? Или в сто раз больше? Щупленький парнишка, он в одиночку отправлялся в занятую поври Кертинеллу, чтобы спасти узников из лап этих чудовищ. А как решительно помогал он ей и Элбрайну во время другой войны — с отцом-настоятелем Марквортом, — прекрасно сознавая, что в случае поражения пощады они не дождутся. И все это время придворная знать преспокойно сидела в замке, попивая вино и болтая о всяческих пустяках. Они не знали (да и вряд ли желали знать) о том, что творилось далеко на севере, в той же Кертинелле, где кровожадные поври едва не казнили несчастную вдову, посмевшую взять лишний сухарь. Эти придворные никогда не участвовали в честных и открытых сражениях. Их битвы велись исподтишка, не нарушая «правил приличия», у жертв за спиной.