Книга Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты - Диана Чемберлен

Он кивнул и осторожно протянул руку, чтобы коснуться ее живота. Оливия стиснула зубы и отвернулась, чтобы не видеть выражения его лица.

– Анни поставила меня в глупое положение, – признался Пол.

Оливия резко повернулась к нему и отбросила в сторону его руку.

– Ты сам поставил себя в глупое положение.

– Согласен. – Он сел поглубже в кресло. – Можем мы прийти к какому-то соглашению? Разве нам не следует попробовать начать все сначала хотя бы ради нашего сына? Ты не хуже меня знаешь, что наш брак до недавнего времени был очень удачным.

Оливия скрестила руки на груди.

– Все кончено, Пол. Ты мне больше не нужен. Говорить не о чем.

Он посмотрел на залив, потом снова заговорил:

– А как же мой ребенок? Я хочу участвовать в жизни моего сына.

– Тебе следует обсудить это с твоим адвокатом.

Пол поморщился, глаза за стеклами очков покраснели. Наконец он встал, очень медленно, словно какая-то сила тянула его к земле. Оливия не остановила его, когда он шел через веранду. Она услышала, как открылась и закрылась входная дверь.

Серфингист изящно скользил по воде. Оливия не сводила с него глаз. Она неторопливо опустила руки, сняла обручальное кольцо и сунула его в карман. Она наблюдала за спортсменом до тех пор, пока не пришла пора ехать на работу.

53

Алек достал коробку с фотографиями из шкафа в кабинете и расположился на диване в гостиной, чтобы просмотреть их. Он многие годы не разглядывал эти старые снимки, а после смерти Анни запрещал себе это делать. В коробке было множество ее фотографий. Просматривая их теперь, Алек замечал по морщинкам или по неуверенной улыбке, что она снова поддается своей темной стороне. Он наконец понял, почему временами Анни замыкалась в себе, сводя общение с ним до минимума. «Я умру в наказание за все те ужасные вещи, которые совершила», – вспомнил он ее слова.

Два аборта. Вечера, когда она навещала Мэри. Алек тогда был благодарен старой смотрительнице за то, что она скрашивает одиночество его жены, когда ему приходится работать на материке.

Рыбаки. Туристы. Строители. Она приводила их в ту маленькую спальню, куда каждую секунду заглядывал луч маяка, свет которого он всегда считал их с Анни собственностью.

Алек услышал, как хлопнула задняя дверь. Лэйси вернулась. Проклятье! Ему так нужно побыть одному. Но девочка уже стояла на пороге гостиной.

– Я дома, – гордо объявила она, – а сейчас всего-то пятнадцать минут десятого. – Лэйси посмотрела на коробку, стоявшую рядом с отцом на диване. – Зачем ты вытащил старые фотографии?

Алек не сводил глаз с девочки, которую всегда считал своей дочерью.

– Мне просто захотелось на них взглянуть, – ответил он.

Изумив его, Лэйси прошла через комнату и уселась рядом с ним. От нее пахло табаком. Как от Тома Нестора, вдруг подумалось Алеку.

– Мне очень нравится вот эта, – Лэйси перегнулась через его колени и вытащила фотографию из коробки. Снимок был сделан летом, год назад. Анни и ее дочь сидели рядом на песке. – Мама выглядит такой счастливой.

«Я никогда не была счастливее, чем в этом году». Анни сказала это на последнее Рождество.

Алек заплакал. Он отвернулся от Лэйси, но нечего было и пытаться скрыть слезы. На этот раз ему это не удастся.

– Не плачь, пожалуйста, – взмолилась Лэйси. – Я не могу этого выносить, папочка, не надо. – Она встала. – Хочешь, я уберу их? – Девочка протянула руку к коробке, но Алек перехватил ее.

– Нет, я хочу просмотреть их.

Лэйси нахмурилась:

– Зачем ты это делаешь? Ты только расстраиваешься.

Алек попытался улыбнуться:

– Со мной все в порядке, Лэйси.

Она сунула руки в карманы шорт и не сводила с него глаз. Его ответ не убедил ее.

– Хочешь, мы посмотрим их вместе? – предложила Лэйси.

Он покачал головой:

– Нет, не сегодня.

Девочка неохотно ушла. Алек принялся рыться в снимках, пока не нашел те немногие, что он сделал в то время, когда Анни ждала Лэйси. Во время этой беременности ее все время тошнило. Она почти перестала есть и так мало прибавила в весе, что врач едва не отправил ее в больницу. У Анни были странные боли, никто из врачей не мог поставить диагноз. Она провела в постели почти все девять месяцев, пока Нола помогала Алеку заботиться о Клае.

Роды были тяжелыми. Алеку они показались бесконечными. Он все время находился рядом с Анни, держал ее за руку, помогал правильно дышать до тех пор, пока сам не обессилел. Он не понимал, как женщина – как любое живое существо – может вытерпеть такую муку.

Перед самым появлением Лэйси, когда Анни, должно быть, почувствовала, что появляется головка ребенка, она вдруг начала требовать, чтобы Алек немедленно вышел. Сначала ему показалось, что он ее неправильно понял. Анни билась в истерике, и Алек решил сделать вид, что ничего не слышал. Но ее слова разобрал врач, да и сестры начали недоуменно переглядываться.

– Вам лучше выйти, доктор О’Нил, – сказала одна из них. – Вы нервируете жену.

Встревоженный и недоумевающий, Алек вышел в коридор и остался стоять под дверью родильного отделения, вместо того чтобы пойти в комнату ожидания, где собрались Нола, Том и еще несколько друзей. Он не представлял, как объяснить им, почему он не рядом с Анни.

Позже Алек спросил ее, что с ней случилось. Анни расплакалась, принялась просить прощения, сказала, что сама не понимала, что говорит.

Как же Анни была напугана, если попросила его уйти в ту минуту, когда так нуждалась в его помощи. Она боялась, что Алеку хватит одного взгляда на новорожденного, чтобы все понять? Наблюдала ли Анни за ним потом, когда он ворковал над малышкой? Пыталась ли она понять, мучают ли его подозрения? Хотела ли Анни рассказать ему правду? Или она знала заранее, что Алек никогда не поверит в то, что она ему изменяла?

Алек не ложился спать почти до полуночи, мучая себя, разглядывая один снимок за другим. Он так обессилел, что едва поднялся на второй этаж. И все равно не смог заснуть. Слишком много воспоминаний, слишком много ключей к ее поведению, на которые он не обратил внимания. Они спорили о стерилизации. Анни настояла на том, чтобы перевязать трубы. Она сказала, что Алек не должен делать вазэктомию, потому что она не может допустить, чтобы он испытал боль и дискомфорт. В устах Анни это объяснение звучало совершенно логично. А сколько раз она пыталась удержать Тома Нестора, чтобы тот не напился и не проболтался Алеку об их близости? И сколько раз он заставал Анни плачущей без видимой причины? Ох, Анни!

Мыслями Алек снова и снова возвращался в прошлое. Тело ныло, как после тяжелой физической нагрузки. Он должен был действовать, ему не сиделось на месте.