Книга Тайнопись - Михаил Гиголашвили

Один старик напомнил про Амдонга: этот глупый шудра наслушался Светлого, а потом, скрыв от какой-то женщины, кто он, жил с ней, как с женой, пока брамины не узнали об этом и не прислали за ним охранников, одного из которых Амдонг ранил при аресте. Говорят, что сегодня его будут судить около водокачки и наверняка приговорят к варке живьем. Вот тебе и разговоры со Светлым!.. Вот тебе и «все равны»!.. Очень опасно!..

— Да этот чужой просто не знает наших обычаев! Он уйдет, откуда пришел, а мы останемся под их палками! — озирались по сторонам старики, знавшие, о чем они говорят.

— Если он еще раз появится тут — не пускайте его, закройте ворота! — закончил главный и велел всем убираться работать.

Бес покинул базар и начал петлять по улочкам вслед за Тумбалом.

Скоро дома кончились. Дорога на Рыбью слободу плоха — от луж и выбоин было трудно идти, но крыло мешало взлететь. Пес пытался завести брехню о том, о сем, но бес был не расположен к этому и громко цыкнул на пса, поджавшего хвост.

Они вышли к реке. Показались неказистые, лепленные друг на друга домишки, похожие на сараи без окон. Воздух отдавал острой рыбьей гнилью и вонью. Голые улочки криво разъезжались в стороны. Во дворах были развешены рыбацкие сети, снасти, торчали удилища. Бес настороженно следовал за притихшим Тумбалом. Из ворот выглядывали молчаливые псы и пристально следили за ними, но не лаяли. Тумбал голоса тоже не подавал. Было безлюдно, тихо и жарко.

Вот пес встал за углом одного дома:

— Там. Я-не-дам! Не-от-дам! Нам-не-надо-там!

— Сидеть тут, молчать! — приказал бес, взобрался на забор и стал озираться.

Никого. Пусто. Во дворе навален хворост, висят сети, стоят весла, тазы, ящики. На веревках сушится мелкая рыба. На поленнице лежит кошка и, кажется, охраняет рыбу. Глаза у кошки закрыты, но уши стоят торчком. Дверь дома открыта настежь. А по крыше гуляет сокол, здоровый как индюк.

Бес спрыгнул вниз и подполз к двери. Голосов не слышно. Он заглянул внутрь и с робким любопытством стал озираться. Пусто. На полу навалены циновки, подушки, тряпье. Стоят две пиалы. Шахматы на доске. Капустный лист с остатками риса. Под потолком парит желтая бесшумная бабочка. На стене — войлочный ковер со странным белым кругом, в котором четыре черных топора сцеплены в зловещий крест. Такой же крест бес уже видел на стене в лавке знахаря.

Он стал принюхиваться. Смесь человечьего пота, жареного риса, чая, пыли… Из окна тянет рыбой и пиленой древесиной. Бес обшарил взглядом углы, стены, циновки. Повалялся на них. Подобрался к шахматам. Хотел было потрогать странные фигурки, как вдруг со стены послышалось угрожающее гуденье. Он уставился на ковер, на черные топоры в белом круге. Не мог оторваться. Ему вдруг показалось, что они начали медленно крутиться. Он замотал башкой, но не смог сбросить с себя зябкого страха перед липучей опасностью. Топоры вращались всё быстрее. Вертелись колесом, втягивая его в свой скорый лёт.

Темя у беса стало нагреваться, тяжелеть и бухнуть. Вдобавок где-то позади грозно грянули гонги, настырно заверещал бубен, бранчливо взвыла труба. Гонги били всё крепче, громче, ярче. Они словно пытались выбить напрочь из беса его сущность. Он шкурой ощутил, что если не бежать отсюда — то придет конец. Замороченно шатаясь, он задом вывалился наружу, приник к стене и затих, не замечая сокола, который царапал когтями крышу, подавая какие-то знаки кошке на поленнице.

Одурев от диких топоров и черного рева труб, бес не мог понять, где он и зачем он здесь. Но не успел он прийти в себя, как его вдруг опять неудержимо потянуло еще раз заглянуть в дом — может, Светлый всё-таки где-то там, спрятался в углу?.. Зная, что это опасно, бес ничего не мог с собой поделать: переполз через порог и заглянул в комнату.

Он старался не смотреть на ковер, но топоры стояли на месте. Всё было по-прежнему. Только вместо бабочки две угрюмые мухи с жестким жужжанием ошалело гонялись друг за дружкой. Да исчез капустный лист с рисом… Кто его взял?.. Значит, кто-то тут сейчас был?.. Эти злобные мухи и пропажа капустного листа так испугали беса, что он кинулся вон, кубарем прокатился по двору, перемахнул через забор и выскочил к углу, где его ждал Тумбал.

— Что-там, кто-там? Ни-ко-му-не-дам! — гавкал Тумбал, едва поспевая за новым хозяином, который как оглашенный гнал по слободе.

— Не знаю что… ничего… нету-у-у… — в смутном ужасе ответил бес и надолго замолк, не в силах что-либо отвечать и понимать.

Путь назад они проделали быстро и молча. Бес то бежал, то низко летел над дорогой, распугивая мошкару и мелких летучих духов. Неизвестная сила тянула его в город, на базар. Он не знал, что ждет его там, но был уверен, что должен поспеть туда вовремя, хотя там могли поджидать Коготь и Зуб, или прицепиться злыдни из кумирни. Но это беса сейчас совсем не пугало: он бежал туда, сам не зная куда, делать то, сам не ведая что. Но бежать и делать. Избитые бока подгоняли его, а здоровое крыло в нетерпении дергалось и дрожало.

На подходах к водокачке бес услышал топот, шум и крики и едва успел увернуться от бегущих врассыпную людей. Лотки перевернуты. Овощи и фрукты рассыпаны и затоптаны. Утки и куры разбежалась из сломанных клеток. Под вопли торговок и паническое кряканье птицы он пробрался вперед и стал возбужденно всматриваться в толпу.

Базарный люд стоял вокруг лежащего на боку громадного дымящегося чана. От лужи разлитого по земле кипятка шел густой розоватый пар и летели алые искры. Костер плевался золой. С треском лопались камни, с которых упал чан. Люди изумленно тыкали палками в его темные от копоти бока, что-то лопотали, всплескивали руками, как полоумные.

Из воплей и криков можно было разобрать, что во время казни случилось чудо: когда шудру Амдонга палачи посадили в чан с водой, развели костер и вода уже начинала бурлить, а шудра стал красным, как кровь, вдруг появился Светлый и начал препираться с браминами-судьями. Кричал, что если и дальше жить, как раньше — око за око, зуб за зуб — то скоро все будут слепы и беззубы, что шудры и парии — такие же люди, как и все, и могут любить кого угодно, и вообще не дело людей судить других людей, а помогать, любить и прощать. Брамины погнали его, но Светлый гневно уставился взглядом на чан и вдруг закричал что-то громкое, страшное, даже свирепое, вроде: «Аллелу! Аллелу!» — отчего чан сам собой соскочил с камней и рухнул набок. Кипяток потек по земле. Голый связанный Амдонг вывалился наружу. Светлый схватил его и провалился сквозь землю. А брамины и палачи попадали, как от солнечного удара, и теперь охрана хлопочет вокруг них.

Народ шумел:

— У чужака силы много!

— Вареных людей оживляет!

— Криком железо сворачивает!

— С браминами спорит!

— Палачей бьет!

А беса вдруг дико потянуло к чану. Он воровато заглянул в его темный зев, вполз внутрь и ощутил, как горячий пар обволакивает, успокаивает, манит, ласкает. Тогда он принялся биться о горячие гулкие стенки, визжа и регоча от острого счастья. Крылья распрямились, стали упругими, хвост поднялся торчком, а сам бес крепнул, твердел и наливался силой.