Книга Персидский мальчик - Мэри Рено

Из всех даров Александра (которые были велики и числом, и щедростью) один из лучших — то, что он взял меня с собою на реку. Я повторяю это и сейчас, уже повидав праздники на Ниле. Первыми шли обильно украшенные боевые галеры, чьи ряды весел хлопали, точно крылья; затем пестрое скопление прочих судов и лодчонок. По берегам маршировали длинные воинские колонны — тяжело вооруженные фаланги, конница, повозки, раскрашенные слоны… И рядом с ними бежали, чтобы не терять нас из виду, тысячи индов, явившихся поглазеть на чудо. Кони, плывущие на баржах, сами по себе были удивительным зрелищем. Пораженные инды бежали, вплетая свои голоса в пение наших запевал, пока по берегам не выросли отвесные утесы, застывшие на страже у теснин. Пеших воинов мы потеряли из виду и не слышали уже ничего, кроме эха, возвращавшего нам наши собственные песни, да криков обезьян, прятавшихся где-то в густой зелени, качаемой ветерком…

Для меня путешествие было сказкой, какую не услышишь на базаре. Александр стоял на носу галеры и, схватившись за высокий гребень на голове деревянной носовой фигуры, вглядывался вперед. Ему удалось разжечь пламя рвения, охватившее нас всех. Я перестал волноваться при мысли о том, что любые слова, сказанные на галере, сразу становятся общим достоянием, что спать царь мог только в крошечном закутке на корме, что мы едва сумеем коснуться рук друг друга — и не более того — до самого конца путешествия. Бросившись в еще неведомый мне мир, я открыл для себя ту часть души Александра, о которой знали воины его армии — но не я. Все вокруг звенело и вибрировало от одного его присутствия. Можно потерять счет времени, живя в этом чуде. Дни радости…

Мы все еще были вне вражеских земель и часто вы-бирались на сушу с тем, чтобы местные вожди могли засвидетельствовать Александру почтение. Царя усаживали на увитый цветами трон и устраивали в его честь конные представления, танцы (часто неплохие) И пение, казавшееся мне схожим с завываниями рыночных бродяг. А затем мы вновь пускались по течению, помахав на прощанье войскам, оставшимся на берегу.

«За все хорошее надобно платить», — всегда говорил Александр. Река сузилась, и течение с силой по-влекло нас вперед. Поначалу далекий и слабый, по-немногу стал слышен приглушенный рев на порогах — там, где встречаются воды двух рек.

Нас уже предупредили, что между скал, где Ги-дасп встречается с Акесином, удвоенные речные воды бурлят в водоворотах. О шуме нас, однако, никто не предупредил. Приблизившись к порогам, наши гребцы сбили ритм попросту из страха, но галеры вес равно рванулись вперед. Глава гребцов Онесикрит проорал им, чтобы не останавливались, а, напротив, гребли сильнее; все мы оказались бы мертвецами, развернись галера против течения… Напрягая плечи, гребцы вновь налегли на весла. Навигатор, не смолкая, выкрикивал рулевому все новые команды, а рядом с ним стоял Александр, с полуулыбкой взиравший на белые от пены волны.

В тугих объятиях реки я запомнил только скорость, смятение и мертвенный ужас, к счастью, сковавший меня и лишивший способности кричать. Однажды ввязавшись в подобную гонку, никто не способен спасти себя, даже Александр. Не без удивления я понял, что возношу молитву неведомому богу: пускай, когда мы оба утонем, нас не разлучит судьба и позволит вновь родиться вместе. А потом мы проскочили пороги, и гребцы все опускали и поднимали весла, хотя весь нижний их ряд был уже переломан… Ни в одной сказке не сыскать волшебных превращений без каких-нибудь суровых испытаний, выпадающих на долю героя. Все корабли прошли пороги благополучно, за исключением двух столкнувшихся, но нам все равно удалось спасти многих воинов. Едва мы нашли удобное место на берегу, Александр приказал разбить лагерь. Чудесная песня подошла к концу. Мы приближались к рубежам земли маллов, чьи города не желали подчиниться Александру и вовсю готовились к войне. Этим народом правили жрецы — люди, совсем не похожие на Каланоса, неустанно уверявшего нас, что сам он вовсе не жрец, а богоискатель. Маллийским жрецам подчинялись даже воины… Они объявили Александра и всех нас нечистыми варварами. Все маллы питают отвращение к любой нечистоте, которой становится все, на что ни укажут их жрецы. У нас в Персии есть рабы, но мы вовсе не считаем их «неприкасаемыми»; здесь же люди низких занятий или же покорившейся им расы настолько нечисты (хотя никто не владеет ими как рабами), что ни жрец, ни воин не станут есть пищу, оскверненную их тенью. Но эти люди жили скромно, в отличие от Александра. Если одна тень не чиста, что тогда сделает его правление?

То был последний еще не покорившийся народ, живший по дороге на запад; Александр должен был завоевать маллов, прежде чем повернуть к Персии. Только они одни стояли между ним и владычеством над Индией от Беаса до устья Инда. Александр распрощался с мечтой о берегах океана, и теперь Индия осталась для него всего лишь препятствием, которое следовало устранить раз и навсегда. Волшебство реки было разрушено; восторженный мальчик на носу корабля, первым спрыгнувший на сушу, превратился в разъяренного демона, сжигавшего самый воздух своим дыханием.

Войско Гефестиона Александр выслал вперед за пять дней до собственного похода — с тем, чтобы встретить маллов, которые бежали бы при слухах о приближении самого царя. Люди Птолемея следовали за нами на расстоянии трех дней пути — с тем, чтобы ловить тех, кто бежал назад в надежде оказаться в безопасности. Когда ловушка была устроена, Александру оставалось лишь подкрасться к жертве.

Мы шли по пустыне целую ночь и весь день, чтобы застать врасплох маллов, считавших подобный подвиг невозможным. То был трудный, но относительно ко-роткий переход. Для сна нам осталась почти целая ночь. На рассвете Александр вывел конницу к первому маллийскому городу.

Это было не особенно далеко от нашего лагеря, так что я выехал посмотреть.

Городские стены были сложены из земляных кирпичей; в полях трудились земледельцы. На дорогах маллы расставили сторожевые заставы, чтобы остановить Александра, но никто не следил за пустыней, откуда еще никогда не являлся неприятель.

Послышались громкие боевые кличи; конница рассыпалась по полям. Люди были вооружены одними лишь крестьянскими орудиями. Сверкая рассветным маревом, мечи косили маллов, словно урожай ячменя.

Я полагал, что Александр призовет их сдаться, как делал это всегда. Но они уже отказали ему, а царь никого не спрашивал дважды.

Он вернулся вечером, после штурма крепости, покрытый пылью и кровью. Пока войско отдыхало и утоляло голод, Александр отдавал приказы выступать в ночной поход, дабы захватить следующий город прежде, чем туда доберутся новости. Сам он так и не успел толком вздремнуть… Свет, воссиявший на реке, обернулся жгучим пламенем.

Так и продолжалось. Даже когда все инды уже узнали, кто он такой, они отказывались покориться. Александр пленил множество из них — тех, что сдавались на милость победителя; впрочем, многие бились до конца или сжигали себя в собственных домах. Наши воины тоже рассвирепели. Они — более даже, чем сам царь, — желали покончить с Индией; они не хотели слышать о каких-то восстаниях, которые могут вспыхнуть за их спинами и заставить повернуть назад. Они вообще не стали бы брать пленных, если б не приказ самого Александра.