Книга Тварь непобедимая - Михаил Тырин

– И что потом?

– Процесс обратим. В нормальных условиях антропоморфы способны производить человеческое потомство.

– Это факт или опять версия?

– Это абсолютно достоверно. Вы же видели Веню Короленко? Но вам и в голову не могло прийти, что он рожден от двух антропоморфов.

– Как? – изумился Григорий. – Тот парень на мотороллере...

– Да-да. Хотя, должен вам сказать, он тоже не вполне человек. Если бы вы увидели его раздетым... Знаете, я не должен был вам об этом говорить.

– Понимаю. Хорошо, не будем об этом...

За их спинами вдруг раздался осторожный шорох. Гриша сначала не придал ему значения, но в следующую минуту кожей почувствовал, что в затылок кто-то пристально смотрит. Он обернулся – и едва сдержал испуганное восклицание. У кромки кустов стояло на двух ногах приземистое существо с грубой шершавой кожей каменного цвета и крошечными блестящими глазками. Очертаниями оно напоминало человека, но пропорциями смахивало на неумело сделанного снеговика. Вообще, было впечатление, что оно склеено из случайно подобранных булыжников.

– Здорово, брат! – громко произнес Валдаев. – Что это ты вылез с утра пораньше?

Существо медленно и неловко приблизилось и начало что-то бормотать. Гриша не понял ни слова, но его попутчик слушал очень внимательно.

– Говоришь, посторонний? Где? И чего хочет? Ничего... Ну, пригляди за ним. А лучше постарайся вывести. Что? Железо принес? Какое – топор или ружье? Ладно, ладно, иди...

Существо неуклюже, с шумом прошло сквозь кусты и скрылось.

– Вот тоже – удивительная форма, – тихо сказал Валдаев. – Очень прочное тело. Его можно под каток положить – три дня поболеет, а потом опять восстановится.

– Значит, посторонние все-таки забредают?

– Иногда бывает, что охотники или рыбаки вдруг появятся. Редко. Знаете, что я вам скажу, – мои питомцы не лезут на глаза посторонним. И никогда не вмешиваются в дела обычных людей. Это неписаный закон. На чем мы остановились?

– Я хотел бы понять вот что... – Григорий ненадолго задумался. – Если антропоморфы появляются на свет, значит, существует соответствующий генотип – чертеж, по которому строится организм. Но откуда же ему взяться? Ведь вы говорите, что у эволюции не было нужды создавать этих... – Теперь он поостерегся говорить «чудовищ». – Этих существ.

– А вот этого я не знаю, – развел руками Валдаев и вздохнул. – Честно признаюсь, не знаю. Тут мы можем только снова предполагать и фантазировать. Да, действительно существует особый генокод, который проявляется только в особых условиях. Можно назвать его спящим, можно – блуждающим. Нам известно, что он не передается по наследству. Он очень редкий, и потому антропоморфа почти невозможно произвести намеренно.

– Но у вас есть хотя бы версия?

– Гадать можно долго... Может, этот ген несут с собой неизвестные вирусы, которые осаждаются на землю вместе с космической пылью. Возможно, излучение светил как-то перепрограммирует ДНК, перестраивает ее по программе, рожденной в глубинах Вселенной. Не знаю, и прошу – избавьте меня от догадок. Скорее всего это знание пока не предназначено для нас.

Оба замолчали. Валдаев смотрел в пустоту, печально улыбаясь каким-то своим мыслям. Григорий же рисовал в воображении жуткие картины: развалины городов, озера из кислоты, затянутое свинцом небо... И среди этого – тысячи, миллионы сильных и быстрых хищников, в мозге которых едва тлеет искра разума.

Им можно все – убивать, обгладывать родительские кости, строить берлоги в храмах, греться у костров, сложенных из полотен великих мастеров. Что угодно, лишь бы выполнить сверхзадачу – донести искру до лучших времен, не дать ей погаснуть. Сохранить свой вид до того дня, когда небо опять станет чистым, а на обгоревших руинах пробьются первые зеленые травинки.

Тогда можно будет начинать все заново. Неважно, каков возраст цивилизации – один день или миллион лет. Важно, что в глазах сохранился свет разума, на создание которого ушло бы куда больше времени...

– Правильно ли я понял, – проговорил Григорий, – что антропоморфы не унифицированы. Получается, что таких вот резервных вариантов у человека несколько – один, например, для ядерной зимы, другой – для всемирного потопа...

– Да, – отозвался Валдаев. – Их несколько, мне известны шесть разновидностей.

– Я как-то читал, что в Африке на алмазных копях из чрева туземных женщин выходили камни. Это тоже имеет отношение?..

– Да, имеет. Это правда. Я знаю доподлинно, что несколько таких «камней» хранится в Индии. Но это не камни, а скорее споры. Что из них может вырасти и при каких условиях, мне неизвестно. Возможно, они могут миллионы лет находиться в открытом космосе, пока не упадут, простите за вольность, на благодатную почву.

– Видимо, это для того дня, когда планете станет совсем худо?

– Наверно.

– Но если будет настолько плохо, успеет ли человечество произвести потомство нового типа?

– Не знаю, коллега. Я думаю, цивилизацию нельзя убить одним шлепком. Что-то все равно останется. Где-то все равно будут доживать последние люди. Они и дадут миру новый вид. А вообще, эти загадки – не нашего ума дело. Моя забота – вот эти существа, их жизнь, их хлеб и кров. Они опередили свое время, они появились в неурочный час, но разве это их вина? Я только радуюсь, что теперь их уже не сжигают на кострах, не забивают камнями, не топят в омутах. У фонда есть доверенные лица – в полициях, в социальных службах, в медицине. Есть кому предупредить нас об очередном появлении на свет антропоморфа. Есть шанс вырвать этих несчастных из рук напуганных людей и дать им прожить в безопасности. Это милосердие. Это еще и благодарность за то, что мы можем быть уверены: человек – непобедимая тварь. Ничем непобедимая.

* * *

Вечером Григорий вышел один на берег озера. Позади был длинный, полный событий день. Они с Валдаевым успели не только поговорить о питомцах, но и вышли в озеро на моторке, осмотрели пещеры и недостроенный аэродром на другом берегу, зашли и в больничный комплекс.

Сейчас хотелось только отдохнуть от впечатлений дня и побыть наедине со своими мыслями. Ему пришло в голову, что медальон-страховка, висящий на шее, и блуждающий ген, порождающий антропоморфов, – разные формы одной и той же сути. И то и другое оберегает разум от преждевременной гибели. Только в одном случае речь идет об отдельном человеке, а в другом – о целой культуре. А велика ли разница?

Оба варианта предлагали человеку примерно одинаковый итог – стать ли ему неповоротливым чудищем, которое нельзя раздавить катком, или – недоделанным искусственным существом, живущим на таблетках и инъекциях.

Григорий пытался понять – что изменила в его жизни эта блестящая бирка на шее. Сделался ли он смелее, решительнее? Стал ли меньше бояться за свою жизнь? Наверно, нет.

Так же обстояли дела и в глобальном масштабе. Если человечество узнает о своем страховом полисе, если уверится, что оно в любом кошмаре выживет, – значит ли это, что оно потеряет осторожность, перестанет думать о будущем? Вряд ли. Есть ли смысл в этом резерве жизнестойкости, что дала разумным существам Вселенная?