Книга Книга сияния - Френсис Шервуд

— Вот именно, — подтвердил раввин.

— Вечным императором — вот кем я хочу быть.

— Безусловно, ваше величество.

— Бессмертным человеком! — император откашлялся и снова взглянул на Вацлава, словно его верный камердинер мог распутать этот логический узел. — Как насчет червей, Вацлав?

— Вспомните, что бабочки начинают как гусеницы, ваше величество, — отозвался Вацлав. — Это всего лишь ступень.

— Ступень? А кстати, где бабочки? — Император внимательно огляделся.

— Их отсюда убрали, — ответил Вацлав.

— Туда, где им гораздо лучше, — добавил Кеплер.

— Ведь вы не боитесь, правда? — голос рабби Ливо выражал бесконечную заботу. — «О да, хотя я по долине теней смерти бреду, зла я не убоюсь: ибо Ты со мной; жезл Твой и посох Твой — они меня утешают».

— Я не собираюсь брести ни по какой долине теней смерти, — император заерзал и принялся вглядываться в складки портьер. Дьявол тени не отбрасывает — именно так его и можно было распознать. И он живет в колодцах. А еще в колодцах живут пиявки. У Рудольфа был портрет работы Арчимбольдо, художник изобразил его в облике Вертумна — бога перемен и растительности. Арчимбольдо также писал портреты из рыбы, дичи, птиц, роз… так что розы могут стать лицом, почему бы камням не превратиться в розы?.. Еще император владел — нет, обладал — «Гирляндой роз» Дюрера, а еще своей коллекцией, замком, всякой всячиной, империей… И все это должно остаться у него навеки.

— Вы даже ничего не почувствуете, — сказал Вацлав. — Разве что легкую щекотку, когда начнете растворяться, когда начнется единение с землей.

— Откуда ты все это знаешь, Вацлав?

— Мы здесь, чтобы помочь вам, ваше величество.

Кеплер стоял, заложив руки за спину и широко расставив ноги.

Он заметно поправился за последнее время. И это тоже непостижимо. Ему же никто не платит — так почему этот звездочет выглядит таким сытым, таким самоуверенным? Может ли несчастный быть счастливым?

— Кто-нибудь, принесите вина. Про эту ерунду с растворением мне раньше никто ничего не говорил. Это слишком напоминает перегонный куб… лабораторию… Келли и Ди… плавящее адово пламя…

— Это вопрос деталей, ваше величество.

— Значит, говоришь, я просто почувствую щекотку?

— На ум также приходят булавочные укольчики. Малюсенькие иголочки, пчелиные жальца, если хотите. Безусловно, ничего сравнимого со сражением или с чем-то таким, с чем вам, как нашему императору, уже приходилось сталкиваться.

Вацлав тоже странным образом изменился. Он всегда был исполнителен и послушен. Но теперь стал слишком исполнителен и слишком послушен. В этом тоже было что-то непостижимое.

Паж вернулся с кубком вина. Рудольф выхватил у слуги кубок и одним глотком его опорожнил.

— Вы уверены, что это разумно? — спросил рабби Ливо. — Я имею в виду — пить вино в такое время?

— Всего один кубок, черт побери. Ладно, едем. Пусть подадут карету.

Вацлав, пятясь, покинул зал и велел стоящему в коридоре начальнику стражи подать карету.

Вскоре императорская карета для повседневных разъездов, с небольшой короной на самом верху, выкатилась на главную площадь. Туда забрались император, раввин, Вацлав и Кеплер. За ними следовала еще одна карета с четырьмя пажами, которые везли с собой парусину для небольшой императорской палатки, которая обычно разбивалась во время сражений, а также несколько лопат. Стражники по указанию Вацлава остались в замке. Дряхлый лев Петака также остался дома.

Еще не рассвело, но окрас неба уже менялось. Императору казалось, что сам воздух напоен надеждой. Проезжая по мосту, он заметил одинокого всадника в капюшоне. Он сидел очень прямо, точно аршин проглотил, а колени были широко разведены. Его белый конь шел медленной рысцой, копыта гулко стучали по пустому мосту.

— Кто это еще в такую рань? — проворчал император. — Я вам точно говорю: этот мерзавец Ди от нас не уйдет. Мы непременно схватим прохвоста и бросим его в яму.

— Вы будете жить вечно, ваше величество, и в вашем распоряжении будет сколько угодно времени. Вы сможете найти кого захотите, надо будет только как следует поискать.

— У меня будет еще больше времени, чем ты сказал, Вацлав. Ибо в следующем же месяце, пока не пошел снег, мы совершим небольшое путешествие в Трансильванию. И еврейку мы тоже найдем. Ведь она меня любит, вы все это знаете.

— Вот нужное место, — сказал раввин. Карета остановилась на берегу реки неподалеку от Юденштадта — как раз там, где был создан голем и где Рохель упала в воду. Рыбачьи сети, растянутые меж вкопанных в землю шестов, были словно сплетены гигантскими пауками. В небе кружили речные птицы.

— Это должно произойти здесь, в такой грязи?

Сегодня император уделил слишком много времени туалету, и грязь вызывала у него особенно сильную брезгливость. Раскисший речной ил ему совершенно не нравился.

Пажи, которые проследовали за императорской каретой к берегу, расставили у самой воды небольшую палатку. Полосатая, бело-зеленая, она была увенчана маленькой короной, а над короной развевался неизменный флаг Габсбургов, и двуглавый орел все так же выпускал когти, и одна голова глядела на запад, а другая на восток. Пажи вручили Кеплеру и Вацлаву лопаты, вернулись в свою карету и стали ждать. Вацлав отвернул два клапана палатки и закрепил — так, чтобы свет восходящего солнца мог проникать внутрь.

— Позвольте, я вам помогу, — сказал камердинер, подводя к палатке императора, чьи чулки и башмаки уже были забрызганы грязью.

— Я должен там лечь?

— Ваше величество, это единственный способ.

Все трое собрались вокруг императора.

— А это не слишком жестокое испытание? — спросил император. — Понимаете, когда я родился, я был болезненным ребенком, и меня тут же сунули внутрь свежезабитого ягненка. А когда полость остыла, с бойни мигом доставили еще одного. И так одного за другим. Только на третий день я смог сосать молоко у кормилицы. И потом всю жизнь боялся тесноты.

— Вы по-прежнему хотите стать бессмертным? — спросил Вацлав.

— Конечно, хочу!

— Тогда ложитесь. А мы сейчас вернемся.

Вацлав, Кеплер и раввин отошли в сторону и переглянулись.

— Уверены, что получится? — спросил рабби Ливо у Вацлава.

— Безусловно.

— Значит, он вернется в замок, убежденный в своем бессмертии? Это четко отпечатается в его мозгу?

— Честно говоря, рабби, вряд ли какая-то идея способна там четко отпечататься, — Вацлав вздохнул. — Скорее она станет частью общей путаницы. Но он больше не будет вам досаждать. Могу вас в этом заверить.

Раввин внимательно взглянул на камердинера.

— Вы стали большим специалистом по софистике, Вацлав.