Книга Орел и Волки - Саймон Скэрроу

Некоторые бойцы нахмурились, другие просто смотрели на него молча, ожидая, что еще скажет им командир.

— Прокуратор просил меня поблагодарить вас за превосходную службу. Мало кто из солдат всех армий мира сражался так же храбро, как вы. Мало кто преодолевал столь великие трудности. Теперь пришло время вернуться к своим семьям. Время насладиться заслуженным вами покоем. Время сложить с себя бремя военных тягот, а также…

Катон и тянуть уже больше не мог, и сказать, что должен, никак не решался. Молодой центурион сглотнул слюну и опустил глаза, сердито моргая, чтобы, не приведи боги, не подпустить к глазам слезы. Он знал, что стоит ему дать слабину, и они хлынут неудержимым потоком, а тогда уж лучше умереть на месте, чем вдруг разрыдаться перед своими солдатами, вне зависимости от того, оправданны эти рыдания или нет.

Он снова сглотнул слюну, сжал челюсти и поднял глаза.

— Волки распущены. Вы должны оставить оружие и снаряжение здесь, а после покинуть территорию базы. Мне… мне очень жаль.

Несколько мгновений растерянные, не верящие своим ушам люди молча смотрели на него. Первым решился заговорить Мандракс:

— Командир, здесь, должно быть, какая-то ошибка. Не может быть, чтобы…

— Никакой ошибки! — бесцеремонно оборвал его Катон, не позволяя себе выказать ни малейшей доли сочувствия. — Оружие и доспехи на землю! Это приказ!

— Но… командир?!

— Выполнять! — рявкнул Катон, увидев, что легионеры оставили тренировки и понемногу подтягиваются к Волкам. — Разоружиться! Немедленно!

Мандракс открыл было рот, чтобы возразить, но стиснул зубы и покачал головой. Катон шагнул к нему и шепотом произнес:

— Мандракс, выбора нет. Мы должны сделать это сами, пока нас не принудили. — Он еле заметным кивком указал на легионеров. — Ты должен подать всем пример.

— Я? — вопросил изумленно Мандракс.

— Да, — прошипел Катон. — Ни твоя кровь, ни кровь твоих соплеменников не обагрит мои руки. Во имя всех ваших милосердных богов, сделай это!

— Нет.

— Если откажешься ты, откажутся и другие.

Мандракс с болью в глазах воззрился на центуриона, потом перевел взгляд на внимательно наблюдавших за ними легионеров, помолчал, размышляя, и наконец кивнул. Затем знаменосец вытащил меч из ножен и демонстративно вонзил его в землю у ног Катона. Последовала короткая пауза, прежде чем первый из воинов-атребатов положил наземь копье и щит и принялся расстегивать ремешок шлема.

Остальные последовали его примеру, и в конце концов все туземные воины сложили оружие и снаряжение к ногам своего командира. Но они не покинули строй и теперь стояли перед Катоном в одних туниках.

Катон напряженно выпрямился и севшим голосом отдал последний приказ:

— Когорта распущена… Разойдись!

Люди повернулись к воротам, что вели в Каллеву. Некоторые из них раз или два оглянулись, потом медленно побрели за своими товарищами. Мандракс остался, продолжая вздымать над собой штандарт Волков. Он, застыв, как статуя, смотрел на Катона, и ни тот ни другой не знали, что сказать. Да и о чем было им говорить? Между ними пока еще существовала связь понимания, роднящая людей, сражавшихся плечом к плечу, но все прочие связи уже разрывались и не подлежали восстановлению в будущем. Наконец Катон медленно поднял руку и протянул ее Мандраксу. Знаменосец опустил взгляд, кивнул, подался навстречу и сжал Катону запястье.

— Славное было время, римлянин. Мы неплохо повоевали.

— Да, время было чудесное, — отозвался Катон со слабым кивком. — Я не забуду когорту Волков.

— Я тоже.

Мандракс разжал пальцы, его рука упала, повиснув вдоль тела. Потом он поднял глаза на золоченую волчью голову, посверкивавшую вверху.

— Могу я оставить это себе?

Вопрос удивил Катона.

— Конечно. Разумеется, можешь.

Мандракс улыбнулся:

— Ну, тогда прощай, центурион.

— Прощай, Мандракс.

Знаменосец повернулся, положил древко штандарта на плечо и медленно зашагал к отдаленным воротам.

Катон проводил его взглядом, ощущая пустоту, стыд и презрение к себе, как к орудию чужих непомерных амбиций. Когда Мандракс покинул территорию базы и пропал из виду, сзади послышались торопливые, приближающиеся шаги.

— Катон, Катон, паренек…

Запыхавшийся Макрон встал рядом с другом. Он сиял.

— Слушай, отличная новость… Легат только что мне сказал… Это касается и тебя… Короче, мы вскоре снова впряжемся в привычную лямку! Ты только подумай. Снова будем служить в одной когорте: бритты, поди, даже и не догадываются, какого мы им зададим жару.

— Да уж, — тихо отозвался Катон. — Куда им до нас?

— Пойдем, приятель! — Макрон хлопнул юношу по плечу. — Вот уж новость так новость. Помнишь, этот шарлатан в госпитале все дундел, будто для армии ты уже не годишься. И пары месяцев не прошло, а гляди-ка, каков ты! Куда же еще тебя деть, как не в строй?

Катон наконец повернулся к Макрону и заставил себя улыбнуться.

— Да. Действительно, ты принес добрую весть.

— Это что, самое лучшее еще впереди, — заявил Макрон, чьи широко раскрытые глаза возбужденно сверкали. Он придвинулся к другу: — Я тут пошептался с одним из писцов. Похоже, мы опять выступаем. Прямо на днях.

— Выступаем?

— А то. Легат воссоединится с прочими легионами, и мы покончим с этим хитрецом Каратаком. Дело будет сделано, останется только самая приятная его часть: дележ добычи. Так что радуйся, парень! Мы с тобой центурионы самого лучшего легиона лучшей армии во всем этом долбаном мире. Большего, как говорится, не приходится и желать. Пошли-ка пропустим по маленькой, устроим себе тихий праздник.

— Нет, ничего пропускать мы не будем, — возразил вдруг Катон.

Макрон сдвинул в недоумении брови. Однако чело ветерана тут же разгладилось, ибо его младший товарищ, хмуро усмехнувшись каким-то своим тайным мыслям, добавил:

— Нет, Макрон, мы сейчас надеремся. По-настоящему, вдрызг.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРИМЕЧАНИЕ

Возможно, есть немалая ирония в том, что трудности, с которыми командующий Плавт столкнулся на второе лето кампании, во многом порождались успехом, достигнутым им в предыдущем году. Бритты и их вождь Каратак были разбиты в серии кровопролитных, тщательно спланированных сражений, завершившихся захватом Камулодунума, столицы самого могущественного британского племени, и капитуляцией многих ошеломленных этим фактом вождей. Вследствие понесенных потерь и утраты ряда союзников, людские ресурсы Каратака существенно уменьшились, так что в 44 г. н. э. он избрал совершенно новую тактику и, осуществляя ее, не прекращал тревожить и изматывать противника, но старательно избегал крупных битв, в которых дисциплина и мощь легионов Рима всегда обеспечивали им победу.