Книга Расстрельное время - Игорь Болгарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1. Генералов расстреляно всего 15 человек. Не мешает отметить из них двух: бывшего губернатора Екатеринославской губернии Шидловского и председателя корпусного Военно-полевого суда генерал-лейтенанта Троицкого.
2. Полковники и подполковники — 20% общего количества.
3. Капитаны и штабс-капитаны — 15%.
4. Поручиков и подпоручиков — 45%.
5. Чиновников военного времени — 10%.
6. Полицейских, контрразведчиков, приставов, стражников и других — 10%.
По окончании регистрации и облав в городе, приступаю по всему Керченскому полуострову к облаве людей с целью выявления скрывающихся офицеров и бежавшей буржуазии.
Начосободив и член Тройки П. Зотов».
Кольцов хотел позвонить Менжинскому еще вечером, после прочтения донесения. По из-за душевного дискомфорта решил отложить этот разговор до утра. Понимал, разговор будет тяжелый и к нему надо хорошо подготовиться.
Но ночью, взволнованный всем происшедшим, Кольцов подробно рассказал Кожемякину о своих последних днях в Феодосии, о схватке с Зотовым.
— Я думал, ты обо всем осведомлен, — нисколько не удивляясь, сказал Кожемякин. — Съездил бы в Керчь, там творится примерно такое же. Я так думаю, нигде столько крови не пролито, как в эти дни в Крыму.
— И вы так спокойно об этом говорите! — упрекнул Кожемякина Кольцов.
— Я пытался что-то предпринять. Написал довольно подробное письмо Менжинскому, изложил ему все свои соображения. Тишина. Написал Троцкому — тот же результат. А тут узнаю: Троцкий сказал, что он не приедет в Крым до тех пор, пока не будет ликвидирован последний контрреволюционер. Что Крым отстал в своем революционном движении на три года, и большевики обязаны быстро продвинуть его к общему революционному уровню России.
— Ну и как это должно выглядеть на практике? — спросил Кольцов.
— Вот Зотов и продвигает. На практике. Он — добросовестный исполнитель чужой воли. Но все идет не от него, а от верхов. От Землячки, Куна, Гавена, Маметова — людей, не без крови на руках. Ну и, вероятно, от Ленина, Троцкого.
— Что вы такое говорите! — упрекнул Кожемякина Кольцов.
— Хотел бы думать иначе, но факты не позволяют. — И, помолчав немного, добродушно проворчал: — А вы меня не слушайте! Старческое брюзжание!
Позвонил Кольцов Менжинскому утром. Начал рассказывать о серьезной размолвке с Зотовым, но Менжинский остановил его:
— Не трудись, я все знаю, — мрачно сказал он. — Звонила Землячка. Сообщила, что Зотов ночью покончил с собой. Она винит тебя, ждет твоих объяснений. Забирай всю свою команду и выезжай в Симферополь.
До Симферополя они добирались почти сутки. Особый отдел фронта отыскали без большего труда. Он уже сворачивал здесь свою работу.
Спутников Кольцова, которых в свое время передал ему Миронов, сразу же прикрепили к Особому отделу Южфронта. Гольдман вернулся в хозуправление и уже через короткое время с головой ушел в работу. Лагоду Гольдман оставил при себе, и тот старательно паковал ящики с бумагами и ставил их в угол.
Красильников, мучаясь от безделья, ходил по коридорам, заглядывал в кабинеты, отыскивая своих давних товарищей по прежней службе в разведотделе.
Кольцов ждал Менжинского, который куда-то выезжал по делам. Возвратился он незадолго до полудня. Увидев Кольцова, сразу же пригласил к себе. За то короткое время, что они не виделись, Менжинский осунулся, похудел. Наступившее мирное время, судя по всему, не убавило ему ни работы, ни забот.
Поздоровавшись с Кольцовым, он сказал:
— Ну, вот! Скандал разрастается! — и, присев к столу, Менжинский стал тщательно протирать носовым платком очки. — Я имею в виду скандал, связанный с самоубийством Зотова. Землячка уже побывала у Фрунзе, в смерти Зотова винит вас. Вспомнила еще какую-то историю, тоже со смертью ее человека. Тоже винит вас. Настаивает на том, чтобы предать вас военному трибуналу.
Павел подумал: Землячка всё же решила с ним расквитаться за гибель Греця под Каховкой.
— Да, был такой случай. Мы возвращались с Корсунского монастыря на правый берег Днепра. С левого берега нас обстреляли, погиб один-единственный человек: сотрудник Землячки, которого она приставила ко мне соглядатаем. Вот, собственно, и вся история.
— В самоубийстве Зотова Землячка тоже обвиняет вас.
— Её дело. Впрочем, в самоубийстве Зотова я действительно виноват.
Менжинский вскинул на Кольцова удивленные глаза.
— Косвенно. Я уличил его в измене.
— Вот как?
— Это не просто слова. У меня есть доказательства, есть свидетель. Зотову ничего не оставалось, кроме как покончить с собой. В связи с этим, я хотел бы встретиться с Михаилом Васильевичем, объясниться. В конце концов Землячка высказала свою версию, у меня же есть своя.
— Встретиться с Фрунзе вам в эти дни не удастся. Михаил Васильевич перебазировался в Мелитополь. Туда временно передислоцировался штаб пока ещё не упраздненного фронта. Война-то продолжается. Теперь с бандами. Большими и малыми. Их расплодилось неимоверное количество, — и Менжинский попросил: — Расскажите мне все о Зотове. Как можно подробнее. Что бы я был готов к разговору с Землячкой.
И Кольцов стал рассказывать о бессудных расправах над военнопленными. При этом он положил на стол перед Менжинским копию донесения Зотова Манцеву.
Менжинский бегло просмотрел донесение. Кольцов ждал, как он отнесется к этой бумаге. Но Менжинский спокойно сказал:
— К сожалению, это происходит во всех городах Крыма.
— Но это же истребление народа! Это дикие бессудные расправы над поверженным врагом.
— Пытаемся остановить. Об этом уже знают Ленин и Троцкий. Но, к сожалению, пока никак не реагируют… Продолжайте!
Кольцов рассказал Менжинскому о банде Жихарева, о награбленных ценностях, которые он намеревался вывезти в Турцию, и о шхуне, которую группе Кольцова удалось перехватить уже в море. Зотов находился в прямом контакте с Жихаревым. И когда того арестовали, Зотов освободил его из тюрьмы. Шхуна должна была подобрать его где-то под Анапой.
— Я думаю, Зотов поступил правильно, что так завершил свою жизнь, — закончил свое повествование Кольцов. — Я готов доказать это не голословно. Сегодня же встречусь с Землячкой.
— Сегодня не встретитесь. Она сегодня утром со следственной группой ЧК выехала в Феодосию, — сказал Менжинский. — Мне кажется, вам лучше не встречаться. У вас, вероятно, взаимная антипатия.
— Но придется же.
— Во всяком случае, не в ближайшие дни. Вас здесь уже второй день ждет человек, по фамилии… — Менжинский заглянул в лежащий перед ним блокнот, куда имел обыкновение записывать фамилии и имена всех своих собеседников, — по фамилии Колодуб. Насколько я помню, вы с ним знакомы.