Книга Шпион, выйди вон - Джон Ле Карре

«Иллюзия», – все повторял он про себя. Лишен иллюзий?

Было зверски холодно; он очень надеялся, что этот ее паршивый любовник, по крайней мере, подыскал ей теплое жилье.

Он пожалел, что не взял с собой ее меховые ботики из чулана под лестницей.

Он вспомнил, что до сих пор не забрал из клуба Мартиндейла своего Гриммельсгаузена.

И тут он увидел ее: прямо по полосе, помеченной «Только для автобусов», к нему приближалась ее потрепанная машина; Энн сидела за рулем и смотрела в другую сторону. Он увидел, как она выходит из машины, оставив включенным указатель поворота, и направляется к зданию вокзала: высокая, с озорным блеском в глазах, непередаваемо красивая женщина, все время принадлежавшая кому-нибудь другому.

* * *

Весь остаток семестра Джим Придо, по наблюдениям Роуча, вел себя примерно так, как его мать вела себя, когда от них ушел отец. Он тратил уйму времени на разные мелочи, как, например, установка освещения для школьной пьесы или починка сеток для футбольных ворот; а на французском он прилагал неимоверные усилия, исправляя все их ошибки, включая самые незначительные.

Но от больших дел, таких, как долгие прогулки или игра в гольф в одиночку, он отказался совсем, оставаясь по вечерам в своем фургоне и даже не помышляя о том, чтобы сходить в деревню. Хуже всего был его пустой, остекленевший взгляд, когда Роучу случалось застать его врасплох, и еще то, что он иногда забывал о важных вещах на уроке; он забывал даже ставить поощрительные красные отметки в журнале: Роучу приходилось каждую неделю напоминать ему об этом.

Чтобы хоть как-то поддержать его, Роуч взял на себя обязанности помощника осветителя сцены. Во время репетиций Джим подавал ему условные сигналы – ему, Биллу Роучу, и никому другому. Например, когда он хотел, чтобы огни рампы постепенно угасли, ему стоило лишь поднять руку и махнуть в сторону Билла.

Со временем, однако, Джим, похоже, стал поправляться. Его взгляд становился все яснее, а сам он – живее и проворнее. Тень его умершей матери, кажется, рассеялась. В тот вечер, когда играли пьесу, он был таким добродушным, каким Билл его еще никогда не видел. «Эй, Слоник, глупый ты лягушонок, где твой плащ, ты что, не видишь – дождь идет?» – крикнул он ему, когда они, уставшие, но ликующие, возвращались после представления в главное здание школы. «Его на самом деле зовут Билл, – услышал он, как Джим пояснил кому-то из приехавших родителей. – Мы вместе когда-то были здесь новичками».

В конце концов Билл Роуч убедил себя, что пистолет ему просто-напросто померещился.