Книга Человек без собаки - Хокан Нессер

Опять поползли мысли-змеи, и она вдруг вспомнила свой давешний сон. Роберт ей не приснился, как она загадывала, а Хенрик приснился… Та ночь в отеле, первые часы… нет, не часы, всего один час. Они успели побыть вместе всего один час — и все рухнуло.

Ей снились его застенчивость, неуклюжесть, его молодое, свежее тело… все было так, как и наяву, только на ее месте был кто-то другой. А она сама словно стояла за окном и смотрела на все происходящее, смотрела, как Хенрик ласкает другую, но очень знакомую женщину… и она не сразу поняла, что она во сне была Якобом. Она смотрела на себя и Хенрика глазами Якоба, и когда она осознала это, то с ревом разбила окно и рванулась к постели, чтобы разорвать на куски эту прилипшую друг к другу парочку… себя саму и Хенрика. И как раз в эту секунду она проснулась.

Проснулась… и не могла вспомнить, что ей снилось. А сейчас, через полтора часа, вспомнила. Странно… разве забытые сны могут возвращаться? Она вдруг вспотела и с отвращением почувствовала, как по бокам и груди стекают струйки пота. В голове появился низкий, вибрирующий звук.

Что со мной? — с ужасом подумала она. Не хватает только потерять сознание…

Пожилой мужчина отпустил руку жены, поставил чемоданы на конвейер и протянул паспорта улыбчивой девушке за стойкой. Кристина остановилась у желтой линии и сделала несколько глубоких вдохов.

И опять она выдержала. Через десять минут коляска и чемодан уехали в темный туннель в дальней стене. Остались рутинный контроль, металлоискатель и час ожидания в зале отлета. Она взяла Кельвина на руки и пошла к зоне проверки. Показала посадочные талоны коротко стриженному пареньку в белой рубашке с галстуком. Он приветливо кивнул, но талон задержал:

— Одну секунду. — Он улыбнулся и кивнул напарнику.

Тот подошел и внимательно изучил посадочные талоны — и ее, и Кельвина. Тоже улыбнулся и попросил ее пройти в другую дверь.

— Зачем? — спросила она.

— Это связано с вашей беременностью, — приветливо пояснил он и провел ее в небольшую комнатку с двумя столами и стульями у каждого стола. — Как вы и сами знаете, полет во время беременности сопряжен с некоторым риском, поэтому вы должны заполнить пару бумаг. Чистая формальность. Садитесь, пожалуйста.

Она присела на край стула и пересадила Кельвина на колени.

— А ваша сотрудница там, у стойки, ничего на этот счет не сказала… И когда я покупала билет, тоже никто ничего не говорил…

Он не ответил. Открылась другая дверь.

Она не сразу его узнала. А потом — в первые доли самой первой секунды — не могла сообразить, что он здесь делает.

И поняла все.

Он прокашлялся:

— Кристина Германссон… Ваш муж вчера был найден мертвым в своем доме на Муссеронвеген в Старом Эншеде. Вы задержаны по подозрению в убийстве.

Она закрыла глаза. Потом посмотрела на него и тихо сказала:

— Я понимаю… Да, вы совершенно правы… Мне очень жаль, что я была вынуждена вам лгать.

— Теперь это неважно… — так же тихо сказал инспектор Гуннар Барбаротти.

Глава 46

Эбба Германссон Грундт внимательно посмотрела сначала на мужа, потом на сына:

— Мне кажется, я кое-что поняла за последние дни.

— Было нелегко, — сказал Лейф Грундт. — Нам всем было нелегко.

— Я поняла, что мы должны считать Хенрика погибшим. — Эбба словно бы и не слышала его замечания. — Он погиб. Мы не сможем жить дальше, если будем воображать что-то иное.

— Я тоже так считаю. Думаю, ты совершенно права.

— И я, — сказал Кристофер.

Эбба обхватила ладонями чашку и некоторое время наблюдала за мужем и сыном.

— Это был жуткий год… но с сегодняшнего дня мы попытаемся… мы сохраним память о Хенрике.

— Это правильно, — сказал Лейф Грундт, — а ты как считаешь, Кристофер?

— Правильно… — эхом отозвался Кристофер и откинул челку, чтобы видеть сразу и мать, и отца.

— На том и порешили. — Эбба вздохнула. — Тебе надо постричься, Кристофер. Как твоя практика в Упсале?

Кристофер покосился на отца:

— Спасибо, хорошо. Но дома лучше.

— Я тоже так считаю. Попробуем смотреть вперед, а не назад.

— Не повредит, — сказал Лейф Грундт.

— Мог бы рассказать и поподробней, — сказала Эва Бакман.

— Мог бы… но я не спал больше суток, так что, если ты не против…

— Значит, нож…

— Нож. Девять ножевых ранений в спину, шесть последних были не нужны — он уже умер.

— И она сразу призналась?

— Даже просить не пришлось.

— А он?..

— Убил Хенрика Грундта.

— Она сказала почему?

— Мне надо над этим подумать.

— Что?!

— Я сказал, мне надо над этим подумать.

— Я слышала. Что значит — подумать?

— Тут особый случай… У меня хватает доказательств по поводу обоих убийств — и Хенрика Грундта, и Якоба Вильниуса. Но есть и куча, так сказать, избыточной информации… никакой роли она не играет, так что я не знаю, стоит ли ее вообще использовать…

— Не понимаю.

— Конечно не понимаешь. Позволь мне сформулировать так: истина — переоцененный бриллиант.

— Где ты это вычитал? В каком-нибудь комиксе? Ты же больше ничего не читаешь…

— Иди к черту, Эва Бакман… что ты вечно ерничаешь? Могла бы поздравить меня с успешно завершенным следствием.

— Считай, что поздравила.

Эва Бакман повесила трубку.

Уснул он не сразу.

Ему потребовалось не больше минуты, чтобы отыскать этот самый переоцененный бриллиант.

— Неужели вы не понимаете, — спросил он, — что я не могу удовлетвориться вашим объяснением. Если у вашего мужа не было никакой причины, чтобы убить Хенрика Грундта, я обязан придерживаться версии, что убийство совершили вы. Может быть, вместе с вашим мужем. Мне нужна причина.

Она ответила не сразу:

— Я и есть причина.

В первую секунду он не понял. Но только в первую. Потом никаких сомнений не осталось.

Даже минуты не потребовалось.

— А как вы избавились от тела?

— Там был противопожарный балкон… с лестницей.

Он решил не выяснять, где они закопали убитого Хенрика. По крайней мере, пока. Это уже было не важно.

Куда важнее, как поступить с этой «избыточной» информацией, как он назвал ее в разговоре с Эвой. Кристина и Хенрик. Тетя и племянник перешли границу дозволенного. Если выражаться красиво. А если прозой — пьянство и похоть. За этим последовали смерть и разрушение… но надо ли крушить все до конца? Надо ли это знать матери Хенрика, к примеру?