Книга Фарландер - Кол Бьюкенен

— Убить Матриарха?

— Убить Матриарха.

Че оглянулся через плечо, хотя посторонних здесь быть не могло.

— Это проверка?

— Нет, это приказ. Мы не можем рисковать. Нельзя допустить, чтобы Святейший Матриарх попала в плен к Мерсианцам. Как нельзя допустить и того, чтобы она проявила трусость и бежала с поля боя. Престиж Империи не должен пострадать. Матриарх обязана либо победить, либо умереть мученической смертью. Ясно?

У него перехватило дух. Интересно, сколько других Дипломатов, сопровождавших первое лицо Империи на войну, получали подобные указания? Может быть, даже все — потому как до сих пор никто из этих лиц не попал в руки врага и не бежал с поля боя.

Внезапно все представление Че о структуре власти, о том, кто же в действительности управляет Империей, сдвинулось и пошатнулось.

— Да, ясно.

— Хорошо. Тогда ступай.

Глава 32

МИНИСТЕРСТВО

Коридоры в здании военного ведомства неизменно выглядели пустынными, и иногда по ним можно было пройти из конца в конец здания, не встретив ни одной живой души. Тишина здесь стояла такая же, как в музее или библиотеке. Лишь за прочными дверями из тика слышались порой негромкие голоса да в холлах тикали массивные часы. В соседнем с министерством парке лаяли собаки и кричали мальчишки, но и эти звуки с трудом проходили через окна с выкрашенными в белое рамами, наполнявшими внутренние помещения светом. Сотни стеклянных панелей то и дело вздрагивали, откликаясь на далекое громыхание пушек.

Расставленные в ключевых точках часовые стояли, как статуи, так что их присутствие почти не воспринималось как таковое. За редкими прохожими они наблюдали бесстрастными, неподвижными глазами.

Человека, который шел сейчас по коридору, часовые знали хорошо, поскольку он был адъютантом генерала Крида и проходил в его кабинет по несколько раз в день. Правда, этим утром адъютант выглядел бледнее обычного и шел чуточку быстрее, чем всегда. Когда он подошел ближе, часовые заметили на его подбородке квадратики листа графа, приклеенные на месте бритвенных порезов, и растрепанные темные волосы.

Личный секретарь генерала, молодой Хист, оторвался от разложенных на столе бумаг и уже открыл рот, чтобы сказать что-то, но его опередили два блокировавших дверь охранника.

— По какому делу, лейтенант Кальвоне? — вежливо спросил один из них.

— Не сейчас, — буркнул Бан и, не дожидаясь, пока охранники расступятся, протиснулся между ними.

— Срочное донесение, — объявил с порога Бан, протягивая листок бумаги.

Генерал не ответил. Откинувшись на спинку кожаного стула, он сидел с закрытыми глазами, тогда как его слуга, престарелый Голланс, аккуратно заплетал в косички длинные черные волосы хозяина.

— Генерал, — снова подал голос Бан и, вновь не получив ответа, вздохнул. «Нет, этого человека не поторопишь».

Заканчивая утреннюю процедуру, Голланс мурлыкал что-то под нос. В лучах солнца генеральские волосы казались черными как вороново крыло, и только на висках проступала легкая седина. Крид гордился своей гривой и в бой шел всегда с распущенными волосами, придававшими ему некий молодецкий флер. Когда Голланс похлопал его по плечу, давая понять, что закончил, старик печально вздохнул.

— Докладывайте, — сказал он, поднимаясь со стула и впервые поворачиваясь к своему адъютанту.

— Донесение из Миноса. От нашего агента на Лагосе.

Бан прочистил горло.

— «Из министерства разведки, Аль-Минос, зарубежный отдел. К сведению генерала Крида. Один из наших агентов перехватил имперское донесение неподалеку от Лагоса. В документе отмечается роль адмирала Кенмора в подавлении недавнего восстания на острове и отменяется предыдущий приказ, согласно которому он должен был как можно скорее вернуться с Третьим флотом в Кос. В связи с изменившейся обстановкой ему надлежит оставаться на Дагосе и ждать дальнейших распоряжений. Полагаем, что это может иметь какое-то отношение к Свободным портам».

Сам Бан прочел донесение уже несколько раз, но теперь у него снова задрожали пальцы. «Успокойся. Возьми себя в руки. Может быть, это еще ничего не значит».

— Донесение было отправлено нам с почтовой птицей четыре дня назад. Мы получили его сегодня утром.

Как и ожидал Бан, генерал ничем не выдал своей обеспокоенности. После случившейся три года назад смерти жены события затянувшейся и кажущейся уже бесконечной войны с маннианцами, похоже, вообще перестали его волновать. Худшее произошло, и любые прочие беды меркли на фоне постигшего генерала горя.

— То-то они притихли в последнее время, — проворчал Крид и, сцепив руки за спиной, повернулся к окну с видом на Щит.

Безмятежный тон генерала подействовал самым благотворным образом: тревога ушла, и Бан не в первый уже раз убедился в том, насколько велика его вера в лидерские качества и способности старика.

«Он стал моим отцом, а я — мальчишкой».

Бан подтянул к столу один из двух деревянных стульев и не столько опустился, сколько свалился на него. Спокойствию и самообладанию генерала он мог только позавидовать, поскольку сам был человеком другого замеса. Рано утром, еще на рассвете, его разбудил Ханло из разведывательного корпуса Хоса. Передав листок с уже расшифрованным донесением, Ханло сказал, что старик, скорее всего, еще спит, а просто оставлять документ на столе он не хочет. Пробежав глазами текст, Бан взглянул на Ханло и откашлялся.

— Хорошо, я сам передам донесение Криду.

Посыльный ушел, а Бан занялся поисками левого ботинка, которые постепенно привели к одностороннему спору с женой. Марли на предъявленные претензии не отвечала, сохраняя, по крайней мере внешне, спокойствие, и это еще больше его распалило. Расшвыривая попадавшиеся под руку вещи и все больше подпадая под власть безумного, совершенно несвойственного ему гнева, он поднялся по лестнице, откуда, повернувшись, заорал на Марли во весь голос. Сын выбежал из комнаты; Ариаль, лежавшая в детской наверху, расплакалась.

Марли последовала за мужем, ни на шаг от него не отставая, не теряя самообладания и пытаясь образумить спокойным тоном и простыми словами. Наблюдая за собой как будто со стороны, Бан слышал собственный голос, рвущий тишину их уютного дома, слышал обращенные к жене грубые слова и чувствовал бушующую в себе беспричинную ярость.

Наконец Марли схватила его за руку.

— В чем дело? — прошипела она, и он заставил себя посмотреть ей в глаза. И тут же накрывшая его тень безумия рассеялась бесследно.

«Что я делаю?»

Бан выдохнул и виновато погладил ее по руке.

— Может быть, и ничего, — тихо сказал он и, притянув Марли к себе, прижался лицом к пахнущим вишней волосам, обнял тонкую талию и с силой притянул жену к себе.

И тогда же, держа ее в объятиях, Бан вдруг почувствовал, как усталость от войны вливается к пего, словно прожитые стариком годы в кровь юноши, ничем не заслужившего такой доли.