Книга Запах ночного неба - Энни Вилкс

на него строго. Как старая собака, уже не умеющая кусать, но хрипло лающая на своих хозяев.

Даор не сомневался, что Сфатион Теренер вцепился бы ему в глотку, мстя за смерть брата и желая смерти, если бы не его единственная дочь, готовившаяся выйти замуж за Тана Стелера, не скрывавшего, что давно принес присягу не своему старшему брату, а черному герцогу.

— Красные степи и так будут моими, если понадобятся, — усмехнулся Даор, и в глазах Сфатиона заискрилась ненависть. — Неужели ты рассчитываешь, что я отчитаюсь перед тобой?

— Нет, — глухо ответил Сфатион, пряча взор.

— Нам нужен привал, — обратился к присутствующим подошедший Роберт. Алана держалась за ним, словно прячась от Даора. — Давайте заберемся подальше от домов, отдохнем, и выйдем еще до рассвета. Эти пути нас здорово покусали, я чувствую себя как не до конца съеденное яблоко. Думаю, все со мной солидарны.

— Еще как, — хохотнул Амен. — Меня почти переварили. И все же выражаю черному герцогу признательность за короткий путь и опыт, который я не думал, что когда-нибудь переживу. Это потрясающе. Если бы можно было организовать что-либо подобное в Желтых…

— Амен, — оборвала его уже забравшаяся на лошадь Лианке. — Думаю, привал — хорошая идея. Герцог Карион, нет ли над нами поисковой сети?

Даор покачал головой, ощупывая пространство — на многие лиги вокруг он не ощущал ни одного шепчущего.

___________________________________________________

Карта мира здесь:

https://litnet.com/ru/blogs/post/448352

​​​​С любовью, Энни Вилкс.

54. Алана

Эта ночевка обещала быть необычной — чтобы не привлекать в оживленных Зеленых землях внимания, решили занять нижний этаж заброшенной водяной мельницы, расположившейся на озерной протоке недалеко от вишневого сада Рома и Милы, и четыре пустые деревянные житницы, благодаря заговорам превратившиеся в маленькие походные дома. Лошадей привязали снаружи, у самой воды, сбоку от неподвижного теперь колеса — так они были скрыты густыми зарослями припорошенного снегом кроваво-зеленого барбариса. Сама мельница стояла, утопая в голых ивовых прутьях, и разведенный внутри очаг был бы очень заметен, если бы не завесы.

Алана счастливо протянула руки к огню, краем глаза следя за директором Робертом. Она все никак не могла поймать его одного, чтобы спросить насчет поездки в Зеленый Дол. Совсем недалеко, рукой подать! Разве могла она упустить такую возможность?

Сильвиа, теперь уже хотя бы не страдающая, тоже грелась у огня. Капюшон немного отогнулся, обнажая сожженные кожу и мышцы, теперь хотя бы прикрытые, Алана знала это, обезболивающим пологом. Это было ужасно, чудовищно — и все же лучше, чем ничего. Удивительно, что герцог Даор пошел Алане навстречу и согласился хотя бы на такую поблажку — с условием, что никто, кроме Теа, об этом не узнает.

«Неудивительно, — нашептывал внутренний голос. — Он ведь любит тебя».

Алана тряхнула головой, прогоняя этот сладкий, но сомнительный аргумент. Она знала себя слишком хорошо, чтобы не понимать, чем для нее могут обернуться уступки герцога. Иллюзия, словно он может измениться, была такой глупой и неуместной и так отрезвляла, что Алана повертела ее так и эдак, словно сдирая болячку — и больно, и остановиться невозможно. Что бы Алана ни собиралась делать дальше, смехотворность этой вывернутой идеи не стоило забывать. Даже если черный герцог не заблуждался, даже если все было именно так, как он говорил, льстить себе подобными глупостями было нелепо.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она серую герцогиню.

Та недоуменно посмотрела на нее — и тут же потупилась, словно нарушила какое-то правило.

— Прекрасно, — бесцветным голосом ответила она. — Спасибо вам, леди Тамалания.

— Вам не стоит благодарить меня, — грустно отозвалась Алана.

— Герцог Даор сделал это потому, что я хотела взять вас под контроль руками моих воинов, — вдруг призналась женщина. — Он был в своем праве, он ведь предупредил нас, что будет защищать вас. Я сама виновата. Но вместо того, чтобы гневаться, вы помогли мне. Я благодарна вам за это.

«Гневаться». Это вообще про нее, про дочку Ласа и Вилы? Как это слово могло относиться к ней?

И, как ни ужасно было это признавать, глядя в изувеченное лицо, смысл в словах серой герцогини был. Алана не одобряла, но понимала, почему Даор решил продемонстрировать серьезность своих слов, и признавала, что мера была не пустой. Это открытие ошарашило ее: она понимала садизм темного мага.

Свет!

Алана проскользнула мимо жерновов и, чуть не столкнувшись с как раз заходившим внутрь Аменом, выскочила наружу, хватая ртом воздух. Боль нельзя оправдать, так учила ее мама. Смерть не может быть наказанием, так говорил мастер Оливер.

А она, Алана, понимала!

Алана пробралась мимо кустов, уцепившихся за юбку и плащ и обдавших ее холодной снежной россыпью, и, прячась от чужих глаз, присела у заросшего тиной и заледеневшего сейчас желоба, ругая себя.

Что изменило ее? Война и близость смерти? Или близость этого полудемона, не признающего человеческой морали? Почему же она еще не спросила его о том, что это вообще означает — состоять в родстве с демоном? Быть может, это делало его моральным слепцом, а вслед за ним и она начинала видеть все хуже?

Алана презирала себя за то, что сейчас уже не была готова к отсутствию Даора. Если бы он просто перестал замечать ее, что сказалось бы на ней самым лучшим образом, ей было бы по-настоящему плохо.

— Что-то случилось? — тот самый низкий, словно порождавший вибрацию глубоко за солнечным сплетением, голос прорезал ее размышления, и сердце забилось быстрее.

«Я влюблена в него, — неожиданно призналась себе Алана. — Влюблена, да. Конечно. Но это не должно быть причиной потери себя. Я не хочу его понимать».

Даор Карион стоял рядом с ней. Она видела его черные сапоги и край длинного, подбитого мехом черно-бурой лисицы плаща.

— Сильвиа рассказала мне, почему вы опалили ее лицо, — ответила Алана честно. Сейчас хотелось дать ему знать о своих переживаниях, ведь где-то внутри пышным цветом цвела самолюбивая уверенность, что черному герцогу действительно не все равно. — И я поняла, почему вы так поступили.

— Тогда что так расстроило тебя?

Так говорить было проще — не видя его лица, этих сияющих нежностью и пламенем черных глаз.

— Это. Я никогда не понимала насилия. Я не хочу его понимать. Ваше присутствие меняет меня в сторону, в которую я не хочу меняться. Для вас, вероятно, это обычное