Книга Дневник. 1873–1882. Том 2 - Дмитрий Милютин

Сегодня 50-летний юбилей графа Валуева; но я не знал об этом прежде и потому не поздравил юбиляра.

18 апреля. Суббота. Утром заехал к графу Валуеву, чтобы поздравить его со вчерашним юбилеем. Разговорились о теперешнем положении дел: те же сетования на инерцию высшего правительства, на зловредное влияние Победоносцева и т. д.

19 апреля. Воскресенье. Утром заехал ко мне великий князь Михаил Николаевич. Говорили о кавказских делах и результате бывшего у него на прошлой неделе совещания, по которому он будет иметь на днях доклад у государя. О кандидате для замещения великого князя на Кавказе не было речи.

20 апреля. Понедельник. Обычный прием в канцелярии Военного министерства; затем весьма короткое заседание Государственного совета. По обыкновению, председательствовал великий князь Константин Николаевич.

Вечером граф Лорис-Меликов и я съехались у Александра Аггеевича Абазы, чтобы предварительно обменяться мыслями насчет завтрашнего совещания. Граф Лорис-Меликов очень разочарован; не предвидит ничего хорошего. Абаза советует завтра не вдаваться в обсуждение каких-либо частных вопросов, а стараться на первый раз установить правильное положение и круг деятельности министров, приняв за основание то убеждение, что сильная власть, столь необходимая при настоящих обстоятельствах, может быть проявлена единственно при том условии, если государь окружит себя министрами, к которым имеет полное доверие и через которых мог бы действовать без всякого посредствующего влияния. Очевидно, здесь подразумевается зловредное вмешательство во все дела Победоносцева и других закулисных личностей. Я, со своей стороны, добавил, что кроме личного доверия государя необходимо еще другое условие: чтобы министерство было однородное, чтобы все министры действовали в одном смысле, а не противодействовали один другому. Но все эти соображения наши могут разлететься в прах, если совещание получит иное направление, и затронуты будут какие-либо частные вопросы дня. Впрочем, я и не вижу в том невыгоды. Лучше сразу вывести дело начистоту, чтобы разъяснить наконец можем ли мы, с нашими понятиями и убеждениями, еще долее тянуть лямку, не зная, куда тянем.

21 апреля. Вторник. По случаю назначенного в Гатчине совещания мы, все приглашенные министры, отправились вместе с 9-часовым поездом: граф Лорис-Меликов, Абаза, граф Игнатьев, барон Николаи, Набоков, Победоносцев и я. По окончании моего доклада началось совещание. В нем участвовал и великий князь Владимир Александрович. Государь открыл совещание заявлением своего желания выслушать мнения наши о том, какие меры следует принять теперь же и какую программу для дальнейших действий. Прежде всего он обратился к графу Лорис-Меликову, который весьма толково и ловко изложил свое мнение о необходимости дальнейшего развития и довершения начатых в прошлое царствование реформ. После него была моя очередь: я подтвердил соображения графа Лорис-Меликова и развил их, указав притом, что в последние 14 лет застоя и реакции все строгости полицейские не только не подавили крамолу, но, напротив того, создали массу недовольных, среди которых злонамеренные люди набирают своих новобранцев.

После меня государь обратился к графу Игнатьеву, который говорил почти в том же смысле, подтвердив общую мысль частными примерами. Затем Александр Аггеевич Абаза мастерски свел речь на те именно соображения, которые он выразил во вчерашней нашей предварительной беседе: он доказывал весьма смело и категорично, что действительная сила правительства выражается не «в кулаках», не в полицейском произволе, а в единстве и сплоченности министерства, в твердости плана его действий, в доверии государя к своим ближайшим советникам и органам. При этом Абаза прямо задел Победоносцева и его вредное закулисное влияние. Затем барон Николаи довольно долго и скучно развивал тему о необходимости действий систематических, без увлечений и без произвола. Министр юстиции Набоков также говорил о предстоящих по судебной части улучшениях и необходимости продолжения реформ.

Таким образом, все говорившие шесть министров высказались почти в одинаковом смысле. Оставалось последнее слово за Победоносцевым, и мы, конечно, с любопытством ждали, что же на сей раз будет прорицать этот авгур. К удивлению нашему, он заговорил совсем иным языком, чем в достопамятном совещании 8 марта; он даже начал было с того, что разделяет высказанные всеми прочими мнения о необходимости дальнейших улучшений в государственном строе; но вслед за тем сбился на свои нравоучения и прочел проповедь о правде, честности, ответственности и т. д. Эти теоретические, пустозвонные фразы вызвали снова возражения и со стороны графа Лорис-Меликова, и с моей, а главное – от Александра Аггеевича Абазы, который очень резко и категорично поставил снова вопрос о солидарности министерства, о бесполезности отвлеченных теоретических афоризмов и необходимости соглашения на практической почве. Тут было несколько раз упомянуто о пользе совещаний, подобных настоящему, в присутствии самого государя, о предварительных совещаниях между министрами, независимо от Комитета министров и прочее.

Государь во всё время только изредка прерывал речи отрывочными фразами; пробовал свести суждения к поставленному первоначально вопросу о том, что следует предпринять теперь же неотлагательно. Но высказавшееся совершенно неожиданно для нас самих единодушие в речах всех призванных министров отклонило совещание от предполагавшейся задачи. Под конец, однако же, великий князь Владимир Александрович выступил с подготовленным письменным предложением об учреждении Центральной следственной комиссии по всем делам о государственных преступлениях. Записка эта, неизвестно кем сочиненная, была тут же прочитана вслух графом Лорис-Меликовым, который возражал против заявленной мысли, доложив, что у него уже приготовлен доклад относительно дальнейшего ведения следственных дел, а потому вопрос отложен до другого раза.

В заключение государь выразил свое желание, чтобы министры собирались по мере надобности для предварительных между собою совещаний по вопросам общего государственного интереса, дабы тем достигнуть желаемого единства в действиях; на первый же раз его величество предложил нам совместно обсудить те меры, которые признаются наиболее неотложными при настоящих обстоятельствах и для окончательного обсуждения которых будет назначено вторичное совещание в высочайшем присутствии.

Таким образом, сегодняшнее совещание оказалось успешнее, чем мы ожидали. В нем выказалось совершенно непривычное для нас единство в общем взгляде министров; даже Победоносцев – и тот приложил все старания, чтобы сгладить резкий диссонанс, отделивший его от всех прочих коллег. Не знаю, долго ли удержится эта гармония; продержится ли единство, когда действительно приступим к совещаниям по каждому конкретному вопросу. Во всяком случае, можно надеяться, что нынешнее совещание повлияет благотворно, на направление мыслей молодого императора.

25 апреля. Суббота. Вчера и сегодня заезжал ко мне граф Лорис-Меликов для передачи мне некоторых приказаний государя и, между прочим, разных предположений его относительно новых назначений. Предположения эти нельзя признать удачными; являются на сцену личности совершенно ничтожные, как например, князь Фердинанд Витгенштейн – пустейший кутила, ни к какому делу непригодный. Нам придется оспаривать некоторые из этих назначений. Но главным предметом беседы нашей был выбор преемника великому князю Михаилу Николаевичу. Лорис-Меликов убеждает меня не отказываться от этого назначения и в этих видах настаивает, чтобы не вводить теперь никаких изменений ни в устройстве управления Кавказского края, ни в титуле наместника и главнокомандующего. Я, однако же, остаюсь твердо при своем решении не принимать никакого нового назначения, каков бы ни был присвоенный ему почет.