Книга Седая весна - Эльмира Нетесова

— Не на тебя! Непруха, кент! «Малину» мусора вчера сгребли. В кабаке. Теперь не выскочить. Городские фискалы нас засветили. Всех до единого. Я еле смылся. И тебя шмонают. Надо по одному сорваться. Чем дальше, тем лучше. Глядишь, через время, когда уляжется, снова сможем фартовать. Но не теперь. «Тыквами» рискуем. Возьми вот липовые ксивы. По ним где-нибудь в глуши продышишь, — протянул паспорт, военный билет и трудовую книжку.

— А моя доля?

— Кентов надо выручать!

— А я при чем? Столько лет пахал на общак! Там твоих меньше! Верни мои и расскочимся! — потребовал «медвежатник».

— Какой ты кент? Дешевка! За башли мне, пахану, готов вцепиться в горло! Как сявка! А ведь я тебя спас, вырастил! Держал!

— Держал! — Макарычу вспомнилось прощание с Юлькой, когда он, десятки раз рисковавший жизнью, не смог ответить на ее вопросы. Ведь скажи правду и потерял бы Юльку навсегда. И уже никто в целом свете не назовет любимым…

— Послушай, пахан, давай добром расскочимся! Мне тоже дышать надо! Кентов хочешь достать из ментовки, возьми башли из их доли! Меня никто не снимал с зоны, тем более за счет общака и чьих-то наваров! Они влипли не в деле, по бухой накрылись!

— Ты требуешь долю? — потемнели глаза пахана. Макарыч не услышал, как тихо открылась дверь. Он стоял спиною к ней и понял по-своему поспешность пахана, выхватившего наган. Макарыч опередил. Он всегда стрелял без промаха и наповал.

Лишь пахан и «медвежатник» знали, где находится общак «малины» — вся касса банды. Но теперь, как понял Макарыч, пахан решил убрать его. Медвежатник опередил. И увидев мертвого пахана, невольно вздрогнул. Фартовым законом строго запрещалось поднимать руку на своего. Лишь по решению схода устраивались разборки между «малинами».

— Что же будет теперь? Прознают свои, за пахана голову свернут, — забыл про общак.

— Ложись! — услышал внезапное за спиной. Макарыч резко развернулся и тут же был сбит на пол ударом в подбородок.

Он отлетел в угол смятым комом, без сознания и памяти.

Сколько он лежал, как оказался в камере милиции — не знал. Вокруг никого. Пустые нары, он один. Вспомнился убитый пахан, удар страшенной силы.

— Кто меня долбанул? Конечно, свой, за пахана. Кто ж еще умеет так классно махаться? — услышал тихий стук в стену — знакомую, родную азбуку и расплылся в улыбке. В соседней камере оказались свои кенты. Они отстучали Макарычу, как и где их взяла милиция. Спросили, думает ли пахан помочь им? Макарыч отстучал, что случилось. На всякий случай сообщил, где искать общак.

— Кто из наших остался на воле? — спросил фартовых.

— Никого! Замели даже «шестерку». Видно, и на вас с паханом вышли мусора! Они и тебя заме- ли, — услышал в ответ.

— А где товар из мехового?

— Накрылся! Раскололи баруху. Теперь бы на волю! Но без пахана кто поможет? Попытаемся слинять в пути… Ты держись! Видно, после суда попадем в одну клетку, — услышал «медвежатник», как охрана открывает дверь его камеры, и быстро отбил конец разговора.

— Выходи! — услышал от дверей.

— Ну что? Вот мы и встретились снова! Здравствуй, Макарыч! Давненько не виделись! Я уж и соскучился, розыск объявил по всем городам и весям! А ты, бах, и сам объявился! — усмехался следователь, разглядывая Макарыча. Тот молчал.

— Много ты накуролесил за эти годы. Ну скажи, неужели не сможешь жить спокойно? Иль не надоело кочевать по зонам и нарам? Я знаю, фартовый закон запрещает тебе говорить со мною — лягавым, как вы называете нас. Но сегодняшняя встреча станет исключением для тебя, потому что узнаешь много неожиданных новостей! — оглядел медвежатника загадочно: — Ну, во-первых. Давно реабилитированы твои родители. По понятным причинам мы все эти годы не могли сообщить о том. Это обстоятельство дает тебе кое-какие льготы. Ты уже не сын врага народа, а член семьи, пострадавшей от репрессий. И далее… Вчера ты спас жизнь старшему оперативнику нашего отдела, — глянул на Макарыча и не мог сдержать громкий смех.

От удивленного возмущения у медвежатника даже волосы на макушке встали дыбом. Лицо взялось красными, злыми пятнами, губа отвисла, глаза округлились, и руки сжались в кулаки.

— Хочешь сказать, что тебе такое и не снилось? Однако твой пахан — Кирпатый, хотел выстрелить не в тебя, а в оперативника, какого ты не видел, потому что стоял спиной к двери, а тот — лицом. И, конечно, уложил бы, если б не опередил пахана.

— Лучше б он меня размазал, чем вот так! — прохрипел Макарыч.

— Не спеши! Время покажет, кто прав! Теперь ты — герой, спасший жизнь сотрудника милиции. Помимо того, попадаешь под амнистию, какая объявлена ко Дню Победы! А значит, выходишь на волю. Но не с фальшивыми, со своими документами. Понял? — протянул Макарычу сигарету. Тот взял, сделал затяжку, вспомнил, что не должен брать ничего из рук лягавого, торопливо загасил сигарету. Следователь понятливо улыбался. На его глазах шла ломка самого дерзкого фартового.

— Кури, Макарыч! На этом наш разговор не кончился. Как видишь, передо мной нет протокола допроса. Все, что нужно, я знаю… Мы взяли мех, какой твоя «малина» спрятала у барухи. Она ничего не успела продать. А твои фартовые пойдут под суд, все как один, ибо при задержании оказали вооруженное сопротивление и ранили двоих. Их амнистия не коснется. Твои документы готовятся. И как только будут подписаны, вручим немедленно и простимся. Хочется верить, что навсегда. Поверь, я буду бесконечно рад, если узнаю, что ты отошел от фарта и сумел стать нормальным мужиком. У тебя еще есть запас времени. Было б желание вырваться из грязи.

— Крутая разборка будет! — усмехнулся Макарыч.

— Я не о том. Я о тебе! У нас есть возможность трудоустройства. Хочешь хорошо получать? Поезжай рыбаком на Камчатку.

— Чего я там не видел, на краю света?

— Не спеши отказываться. Подумай. У тебя есть три дня. Хочешь — на Сахалин?

— А еще говоришь, что на волю пустишь. Я даже по делу туда не попал, — обиделся Макарыч.

— Во чудак! Я о твоих заработках подумал. Там же и коэффициент, и надбавки дают.

— Дают только сроки. Все другие — оплачивают, — заметил Макарыч хмуро.

— Ну ты меня понял! Подумай. Жилье предоставят.

— На нарах? — глянул на следователя исподлобья.

— При чем нары? Как и всем! На Север теперь многие едут. И сезонницы, и постоянные. Найдешь себе женщину, обзаведешься детьми.

— Ушел мой поезд. Не будет у меня детей! Опоздал безнадежно. Теперь не наверстать. Жизнь не бесконечна. И в ней надо рассчитывать и годы, и силы. Мое отнято чекистами навсегда, — вздохнул Макарыч.

— Все от тебя зависит.

Медвежатник умолк задумчиво, а следователь продолжил:

— Я мог бы отпустить тебя уже сегодня, знай наверняка, что пойдешь домой, а не к ворам, не свяжешься с новой бандой и, получив документы, устроишься на работу. Но ведь нет таких гарантии. — глянул на Макарыча.