Книга Судьба дракона - Эд Гринвуд

Эмбра, сосредоточившаяся на Дваере и заклинании Живого Замка, едва заметила его — и потеряла контроль над обоими, в результате Эзендор Черные Земли врезался в нее, и оба они упали на потрескавшийся мраморный пол.

С торжествующим ревом многоглавое чудовище воззвало к своему Дваеру — и с него сорвалась молния, перескакивая с клинка на клинок, с доспеха на доспех. Люди спотыкались, ругались, падали — и тут дверь позади коглаура распахнулась. Безликий едва успел повернуть две головы, чтобы увидеть, что там творится, а меж тем в зал влетел Халгор Делкампер и всадил по рукоять свой меч в бледную податливую плоть с воинственным воплем:

— За Делкамперов!

Прямо за ним в зал вбежали вооруженные Флаерос и король, и коглаур застыл, а потом всей своей тушей попытался обрушиться на короля. Чуть не угодив под него, Халгор схватил меч, сорвал с пояса кинжал, чтобы броситься на тварь, — но с другой стороны коглаура вынырнул оглушенный, однако решительный Краер Делнбон с двумя кинжалами в руках, нацеливаясь на пламя Дваера.

Коглаур завизжал, поток светящейся синей крови окатил Делкампера. Камень, дергавшийся почти перед носом Краера, вспыхнул — и многоглавое чудовище внезапно исчезло.

Краер тяжело приземлился на пол, нос к носу с Халгором. Король оглядел полуразрушенный тронный зал и рявкнул:

— Всем положить оружие!

Эмбра оторвала взгляд от распростертого бесчувственного тела отца, вокруг которого уже начало разгораться целительное свечение. Остальные Высочайшие Князья подбежали к ней.

— Как он? — прошептал Хоукрил.

Эмбра пожала плечами, затем покачала головой.

— Руки-то вылечатся быстро, а вот разум…

Когда Халгор, Флаерос и король подошли к ним, четверо обменялись усталыми взглядами. Приветственно махнув Ролину, Краер вгляделся в лица друзей.

— Давайте-ка подсчитаем, у кого в Аглирте есть Дваер. Я во всей этой неразберихе уже потерял счет бедствиям, грозящим королевству.

Эмбра вздохнула. Хоукрил обнял ее за плечи и, скривив рот в не слишком веселой улыбке, начал перечисление:

— Ну, один у некоего оборотня.

Тшамарра кивнула.

— Второй Камень последний раз видели в руках не столь покойного, как мы считали, Повелителя Заклинаний.

— Третий у Эмбры, — вставил словечко Краер. — А четвертый, который был у Эзендора, украла прекрасная чародейка, — если, конечно, это не был тот самый оборотень, в крови которого мы все сейчас перемазались.

Эмбра снова вздохнула.

— Значит, мы знаем, у кого два из них — у оборотня и у нас, и предполагаем, у кого еще два.

Тшамарра горько усмехнулась.

— И все трое наших соперников желают смерти нам и погибели Аглирте.

Краер хмыкнул.

— Как всегда.

— Значит, вы хотите смерти Банды Четырех и погибели Аглирты? — спросил Повелитель Летучих Мышей, угрожающе подняв светящийся жезл.

Долмур Радужный Дракон покачал головой. Медленно показав пустые руки, обожженный чародей похромал вперед, морщась от боли, и повернулся посмотреть на своего брата. Итим был куда в худшем состоянии и двигался гораздо медленнее. Они обменялись мрачными взглядами, посмотрели на Повелителя Летучих Мышей и одновременно покачали головами.

— Хорошо. — Аркл Гулдейрус опустил жезл. — Тогда можете остаться.

Он сам хромал куда заметнее, когда двинулся к арке и махнул жезлом, предлагая остальным следовать за ним.

— Дарсар и так уже сильно пострадал от болванов, которые пытаются уничтожить Аглирту. Куда сильнее, чем от всех других войн и магических поединков, вместе взятых. Если поклянетесь не нападать на меня и не будете пытаться стянуть у меня магию, я покажу вам, откуда наблюдаю за Долиной, и мы вместе посидим и посмотрим на судьбы острова Плывущей Пены. Вина не желаете?

Долмур Радужный Дракон улыбнулся.

— Нет ли у вас сарненского черного?

Полная ловушек, сырая, пыльная темнота Дома Безмолвия пугала людей Долины, но сейчас это было самое безопасное убежище.

Много лет коглаур использовал его, убивая без числа своих сородичей-Безликих и наглых аглиртцев, — но он никогда не бродил по этим темным залам, испытывая такие мучения. И не спотыкался, как сейчас, оставляя за собой синий кровавый след. Он менял облик через каждые несколько шагов, пытаясь отделаться от боли и шипя от ярости.

Дваер пылал в его руках. Камень исцелял коглаура, но медленно, слишком медленно. Ничего не поделаешь; если делать это быстро, то в теле останутся узлы, которые потом будут мешать менять облик. Итак, терпение и боль.

Да, в ближайшем будущем придется терпеть и страдать. Впереди была потайная дверца, за которой можно будет спокойно полежать или превратиться в бесформенную массу и вползти в высокую разрушенную башню, именуемую Расколотая Корона. Там если кто и помешает, так только птицы — все верещат да гадят…

Дваер внезапно вспыхнул с ослепительной, бешеной силой. Коглаур едва успел удивиться, как ощутил такой ожог, что поспешно отшвырнул Камень, завывая от боли.

Безликий привалился к холодной стене, глядя на дым, поднимающийся от его опаленных конечностей, когда вдруг из-за полуистлевшего гобелена вышла хрупкая женщина в черном платье и поймала в воздухе отброшенный Дваер.

Она улыбнулась, глядя на дрожащего, скрючившегося Безликого, и ласково сказала:

— Тебе уже много столетий как сдохнуть надо. Тебе и твоим мерзким сородичам.

Дваеры загудели и одновременно вспыхнули, нанеся удар.

Коглаур был стар и коварен и все еще смертоносно быстр. Он прорычал древнее заклинание, услышав которое чародейка нахмурилась и в тревоге отступила назад.

Сила Дваера впилась в дрожащую, текущую плоть, свечение странного оттенка устремилось по двойным линиям магической энергии назад и окутало Камни.

Дваер какое-то мгновение странно звенел, отчего Гадастер Мулкин встревожился, а затем снова стал прежним, и его удары снова набрали силу.

Хрупкая чародейка была безжалостна, и скоро коглаур перестал визжать и содрогаться. Затем Гадастер заставил Дваер создать спиральный вихрь. Он унес пепел коглаура, загудел под потолком и умчался прочь. И на плитах не осталось ничего.

— Милосердные Трое! — ахнул Хоукрил, глядя на потолок опочивальни. — Это еще что?

Он был нагой и весь мокрый от пота, внутри у него все горело, словно он лежал в костре. Эмбра притулилась у его правого бока, вцепившись в него ногтями, — именно от этой боли он и очнулся. Неудивительно — ее прикосновение обжигало. Там, где их кожа соприкасалась, ощущение было как от ожога — старое-старое воспоминание, когда он из любопытства выхватил из огня головешку.

— Огонь и пламя, — неохотно прошептала Эмбра, откатываясь от него. Ее тело блестело от пота, она тяжело дышала. — Я словно плыву в огненной реке. Пламя рвется отовсюду, пожирает все, но горит и горит…