Книга Танковые сражения. Боевое применение танков во Второй мировой войне. 1939-1945 - Фридрих Вильгельм фон Меллентин

В течение этих трех месяцев пополнение составляло лишь 43 % от потерь. Общая численность наших армий, в начале войны на Востоке составлявшая около 3 миллионов человек, сократилась к концу войны до 1,5 миллиона.

Немецкая военная промышленность ни в коей мере не несет ответственности за наше поражение. Она наращивала выпуск своей продукции до осени 1944 года, несмотря на налеты вражеской авиации, начавшиеся в крупных масштабах в 1942 году и продолжавшиеся с нарастающей интенсивностью до самого конца войны. Но, к сожалению, в нашем планировании имело место слишком много экспериментов и мало ясности в выпуске оружия. Даже там, где немецкая наука указывала четкое направление перспектив, как в случае с высокоскоростными подводными лодками или реактивными самолетами, наши преимущества распылялись из-за недостатка согласованности ведомств и тупости руководства.

Когда в Нюрнберге Шпеера, министра вооружения и боеприпасов, спросили, когда он понял, что война проиграна, он ответил:

«С точки зрения обеспечения вооружением и боеприпасами – не ранее осени 1944 года, поскольку до этого времени мне удавалось, несмотря на постоянные бомбардировки, наращивать выпуск военной продукции. Чтобы продемонстрировать это наглядно, могу сказать, что в 1944 году я был в состоянии полностью перевооружить 130 пехотных и 40 танковых дивизий. Это означает, что новое вооружение получили 2 миллиона человек. Цифра эта была бы на 30 % выше, если бы не бомбардировки. В ходе войны максимальный выпуск боеприпасов был достигнут в августе, самолетов – в сентябре, артиллерийских орудий и подводных лодок – в декабре 1944 года. Новые виды вооружений у нас появились бы несколькими месяцами позднее, вероятно в феврале или марте 1945 года. Я могу привести в пример только реактивные самолеты, о которых уже писала пресса, новые подводные лодки, новые зенитные установки и т. п. В этом отношении должен сказать, что постоянные бомбежки тоже настолько замедлили серийное производство этих новых видов оружия, которые даже на последнем этапе войны могли бы изменить положение, что они не могли применяться против неприятеля в массовом масштабе. Все эти попытки, однако, были бесполезны, поскольку с 12 мая 1944 года все наши заводы по производству горючего стали объектами массированных атак с воздуха.

Это была катастрофа. Мы потеряли 90 % горючего. Успех этих воздушных атак означал, что мы проиграли войну, так как наши новые танки и реактивные самолеты были бесполезны без горючего»[275].

Большой интерес представляет еще одно показание, данное Шпеером.

«Вопрос. Господин Шпеер, как стало возможным, что вы и другие соратники Гитлера, несмотря на ваше понимание ситуации, все же делали все возможное для продолжения войны?

Шпеер. На этом этапе войны Гитлер обманывал нас всех. Начиная с лета 1944 года он распространял через посла Хевела из министерства иностранных дел слухи о том, что переговоры с иностранными государствами уже начались. Этот факт уже во время процесса подтвердил мне и генерал– полковник Йодль. Так, например, то, что Гитлера несколько раз посетил посол Японии, интерпретировалось как свидетельство того, что через Японию мы ведем переговоры с Москвой. О министре Нейбахере, который давал показания перед трибуналом в качестве свидетеля, сообщалось, что он начал переговоры с Соединенными Штатами где-то на Балканах. Бывшему советскому послу в Берлине приписывалась инициатива начала переговоров в Стокгольме».

Рост производства вооружений вплоть до осени 1944 года и в самом деле удивляет. И все же объемов выпуска было недостаточно для удовлетворения потребностей фронта, и любой солдат-фронтовик может подтвердить этот печальный факт. Ожесточенные сражения в России и Нормандии, а также катастрофическое отступление лета 1944 года привели к потерям, которые наш тыл просто был не в состоянии восполнить. Крах наступил, по свидетельству Шпеера, тогда, когда прекратилось снабжение горючим и были уничтожены все наши коммуникации вследствие массированных воздушных атак англо-американцев. Даже если необходимое вооружение и боеприпасы имелись в Германии, они уже не могли попасть на фронт – по крайней мере, в достаточном количестве.

С другой стороны, союзники имели все необходимое, и ресурсы Соединенных Штатов и Великобритании были столь велики, что они имели возможность поставлять огромное количество военных материалов России. К тому же по производству танков и артиллерийских орудий Россия значительно превосходила западных союзников.

Экономическое превосходство противника и наша неспособность противостоять его воздушным налетам не оставляли нам никаких шансов привести войну к победоносному завершению. Я не возлагаю вину на немецкую промышленность; ее достижения были выдающимися, но, тем не менее, все равно недостаточными для противостояния объединенным ресурсам Соединенных Штатов, Британской империи и Советского Союза. Для Германии было совершенным безумием одновременно бросать вызов этим трем государствам, это могло закончиться только одним результатом.

Утверждение, что войну можно было бы выиграть, если бы не предательство и саботаж, полностью опровергается фактами, приведенными выше. Если даже мы допустим, что саботаж действительно существовал, то тогда мы должны признать, что он ускорил бы наше поражение в войне, но ни в коем случае не мог быть основной причиной нашего поражения. Существует убежденность в том, что саботажники-оппозиционеры делали все, что было в их силах, чтобы ускорить поражение Германии. Говорят, что они тормозили производство вооружений и поддерживали контакты с противником, не отправляли вовремя пополнения на фронт. Но вся литература о движении Сопротивления, в том числе и принадлежащая враждебно настроенным авторам, не содержит не единого подтверждения того, что на фронте когда-либо имел место саботаж. Отдельные случаи были незадолго до начала войны, в самом начале кампании во Франции и в последние месяцы войны, когда члены движения Сопротивления входили в политические контакты с нашими противниками. Этим все и ограничилось.

Генерал Гальдер по этому поводу пишет: «Мой главнокомандующий и я выступали против Гитлера, когда требовалось помешать ему принять решение, которое, по нашему совместному мнению, было невыгодно для Германии и для армии. Но мы никогда не умалчивали и не откладывали информацию о том, что нужно сражающимся на фронте войскам для выполнения ими своих трудных, тяжелых задач. В борьбе с Гитлером мы никогда не делали ничего, что могло бы повредить солдату на передовой»[276].

Существует мнение, что в последние месяцы войны пополнения не прибывали на фронт, что снаряжение пехоты поступало в танковые дивизии, а пехотные части получали горючее, необходимое для танковых подразделений. Любой находившийся в то время на передовой прекрасно понимает причины, по которым такие вещи происходили. В последние месяцы войны все наши коммуникации были полностью нарушены, так что пополнениям было буквально невозможно добраться до места своего назначения. Командиры различного уровня накладывали руки на все, что находилось в районах расположения их войск, зачастую перехватывая целые составы с грузами. Более того, мы прекрасно знали о том, что пополнения, вооружения и горючее, предназначенные фронту, задерживаются гаулейтерами, которые использовали все это для своих собственных частей фольксштурма.