Книга Осип Мандельштам - Олег Лекманов

Два предвоенных года Надежда Мандельштам вместе с матерью, Верой Яковлевной, обреталась в Калинине, зарабатывая себе и ей на существование преподаванием иностранных языков в школе, а также расписыванием деревянных игрушек. «Работаю я невероятно много. Читать не успеваю. Две школы (№ 1 и № 26. – О. Л.), игрушки. Около 400 учеников и т. д. А зарабатываю (на руки) рублей 400 в месяц. Жить очень трудно. Дров есть (чудом) шесть метров» (из письма Кузину, отправленного в октябре 1940 года).[962]

Большую часть войны Надежда Яковлевна провела в эвакуации, в Средней Азии, вместе с Анной Ахматовой. «Вывезла маму. Она и сейчас жива. Крошечная старушка. Совсем ничего не понимает. Но такая старушка очень привязывает к жизни» (из письма Надежды Яковлевны Борису Пастернаку от 22 апреля 1943 года).[963]

В Ташкенте вдова Мандельштама руководила кружком английского языка при Центральном доме художественного воспитания детей. «Уроки у нее были ни на что не похожие, – вспоминал Эдуард Бабаев. – Она, не говоря лишних слов, принялась читать с нами стихи Эдгара По. Успех оказался необычайным. Мы бредили стихами об Аннабель Ли, о колоколе, о вороне».[964] Из мемуаров Валентина Берестова: «„Чтобы усвоить английское произношение, – продолжила она… – надо на время потерять всякий стыд. Каждую букву старайтесь произносить не по—людски, лайте, блейте, шипите, высовывайте язык! Потом этого делать будет не нужно. А пока – хау—хау! уай—уай!“ Мы радостно лаяли вместе с ней и узнали, что при этом произносим „как? как? почему? почему?“ Потом мы принялись блеять: „Бэ—эк!“ Оказалось, мы говорим слово „назад“».[965]

В Ташкенте в сентябре 1943 года умерла Вера Яковлевна.

Архив Осипа Эмильевича оставался постоянной и неослабевающей заботой Надежды Мандельштам. Из мемуаров Э. Бабаева: «Среди всех тревог и ужасов, которые окружали Надежду Яковлевну, самой большой был „рукописный чемодан“ под тахтой у двери. В нем хранилось все, что можно было увезти с собой в эвакуацию, в скитания. Самая мысль о возможности исчезновения этого чемодана приводила ее в отчаяние».[966]

Августом 1946 года датировано печально известное Постановление ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», где на Анну Андреевну Ахматову и ее сотоварищей по акмеизму, в том числе Мандельштама, была обрушена площадная брань. Чувствуя за плечами грозную опасность, Надежда Яковлевна разумно сочла за лучшее временно передать архив мужа на хранение более твердо стоящему на ногах человеку из своего ближнего окружения. Выбор пал на лингвиста Сергея Игнатьевича Бернштейна. У него Мандельштамовские бумаги пролежали до осени 1957 года (хранителями архива в трудные годы были также Евгений Яковлевич Хазин, Эмма Григорьевна Герштейн, Игнатий Игнатьевич Бернштейн, Николай Иванович Харджиев).

Разумеется, Надежда Яковлевна никогда, насколько это было возможно, не выпускала архив Осипа Эмильевича из поля зрения. Как вспоминает дочь Игнатия Игнатьевича и племянница Сергея Игнатьевича Бернштейна, Софья Богатырева: «Память Надежды Мандельштам служила не только хранилищем ненапечатанных стихов ее мужа. Это был еще и центр Мандельштамоведения – там шла постоянная исследовательская работа. Отыскивались – в глубине памяти, а, может быть, в глубине подсознания – варианты, отвергнутые редакции, они сравнивались, оценивались, из них выбирались и утверждались окончательные. Самодельная книжечка – не книжка даже, стопка листков – на нашем дачном столе, думаю, была для Надежды Мандельштам прообразом будущего академического собрания сочинений. Там следовало учесть все».[967]

Между тем скитания Мандельштамовской вдовы по городам и весям Советского Союза продолжались. Вскоре после смерти Сталина, в 1953 году, ей удалось устроиться на место старшего преподавателя в Читинский государственный педагогический институт. Сослуживице Надежды Яковлевны по кафедре, Лидии Острой, запомнилось, что дома она, как правило, «лежала на своей маленькой кровати, покрытой старым пледом, с книгой в руках и обязательно с дымящейся сигаретой (на самом деле, разумеется, папиросой. – О. Л.). Книги, табак и кофе были ее неразлучными спутниками. Ее гардероб был однообразным, но необычным. В течение двух лет она носила неизменное черное платье и синий шарф. Когда становилось холодно, Надежда Яковлевна облачалась в шубу своеобразного модного покроя с широкими рукавами, каких в Чите в то время еще не видели».[968]

Только после XX съезда изготовленные Надеждой Яковлевной списки стихов Мандельштама 1930–х годов наконец нашли своего читателя. Бессчетное число раз переписанные от руки и перепечатанные на машинке сотнями безымянных энтузиастов, эти стихи пошли широко гулять по стране, а вскоре и за ее пределами: представительные подборки стихотворений позднего Мандельштама по спискам, снятым со списков Надежды Яковлевны, были напечатаны в 1961 году в нью—йоркском альманахе «Воздушные пути», а затем, в 1963 году, в мюнхенском альманахе «Мосты».

Саму Надежду Мандельштам все эти благоприятные перемены долгое время почти не затрагивали (почти, потому что в июне 1956 года ей, при поддержке В. М. Жирмунского, удалось защитить кандидатскую диссертацию по английскому языкознанию в Ленинградском государственном педагогическом институте).

«Зимой 1962 года я подбил Бродского на поездку во Псков, – вспоминает поэт Анатолий Найман. – Накануне отъезда Ахматова предложила нам навестить преподававшую в тамошнем пединституте Надежду Яковлевну Мандельштам. Она снимала комнатку в коммунальной квартире у хозяйки по фамилии Нецветаева, что прозвучало в той ситуации не так забавно, как зловеще. Пауз было больше, чем слов, явственно ощущалось, что усталость, недомогание, лежание на застеленной кровати, лампочка без абажура – не сиюминутность, а такая жизнь, десятилетие за десятилетием, безысходная, по чужим углам, по чужим городам».[969]

В Пскове Надежда Яковлевна начала работать над первой книгой своих мемуаров. В 1970 году в Нью—Йорке она вышла под названием «Воспоминания». В 1972 году в Париже, была издана «Вторая книга» Надежды Мандельштам, переданная на Запад через Пьетро Сормани, московского корреспондента итальянской газеты «Corriere Delia Sera». В 1987 году, уже после смерти Надежды Яковлевны, вышла собранная Н. А. Струве из разрозненных очерков «Книга третья».