Книга Русанов - Владислав Корякин

Однако даже на этом этапе Новая Земля сыграла для наших экспедиций роль своеобразного учебного полигона, на котором проходила отработку методика поиска и проведения полевых работ в экстремальных условиях Арктики, не претерпевшая принципиальных изменений по сравнению с русановскими временами. Все тот же геологический молоток и лопата, в скальных грунтах — кайло, лупа, чтобы изучать с увеличением строение минералов и горных пород, определитель фауны, бесконечные маршруты с ночевками в палатках, питание сухими продуктами и консервами и прочие приметы романтики со всеми мыслимыми и немыслимыми перегрузками и бесконечным ожиданием транспорта в виде катера, а то и надувных лодок, огромные потери времени на непогоду и невозможность неделями высушить даже портянки, не говоря уже о спальных мешках. Но одновременно и ликвидация «белых пятен», когда уникальный материал позволяет полевому исследователю выдвигать гипотезы и теории, повергающие оппонентов в научный нокдаун (а порой и в нокаут), напряженнейшая работа мысли в стремлении разгадать загадки и кроссворды, на которые так щедра Арктика. И еще свобода выбора — играть или не играть в подобную игру, все то, с чем связана профессия геолога 30-х годов. Отправным моментом в этом суровом научном и жизненном поиске оставались на протяжении нескольких десятилетий работы Русанова, его выводы и оценки. Они наращивались, уточнялись, на протяжении длительного времени не подвергаясь в основе коренному пересмотру вплоть до послевоенного времени, когда на помощь геологу пришли аэрофотосъемка и новые физические методы, позволяющие, например, в ряде случаев определять абсолютный возраст пород, а то и «прощупать» земную твердь сейсмическими методами или замерить электропроводимость слагающей толщи. Это помимо появления новых видов транспорта (моторные лодки, вертолет), относительно надежной радиоаппаратуры и новых видов полевого снаряжения, облегчившего быт полевиков. Одновременно менялась детальность исследования — основным документом при этом становилась геологическая карта масштаба 1:1 000 000, на которой до сих пор можно ощутить влияние русановских идей.

Не менее плодотворными оказались идеи Русанова для гляциологов, исследователей ледников Новой Земли, тем более что поведение этих природных объектов свидетельствовало о происходящих природных изменениях — проблема крайне актуальная для нашего времени. Во времена Русанова человек своей деятельностью еще не натворил чего-то такого, что могло бы сказаться на изменениях климата и ледников, и поэтому его самые первые наблюдения сохраняют свое значение и поныне. Метеонаблюдения в Арктике, как правило, не превышают ста лет, тогда как изучение оледенения позволяет судить об изменениях климата на протяжении тысячелетий. Для оценки грядущих изменений природной среды важно понять соотношение естественной природной составляющей и эффекта разрушительной деятельности человека. С этой точки зрения информация с ледников не имеет альтернативы, поскольку с ее помощью можно обнаружить момент, когда деятельность человека начала сказываться в развитии природного процесса, — но у истоков этой проблемы мы опять видим Русанова, отметившего начало процесса отступания ледников на Новой Земле. Едва ли в своих маршрутах исследователь мог предвидеть такие неожиданные повороты в развитии мировой науки, но, несомненно, его наблюдения остаются востребованными и поныне. Такое долголетие идей и результатов наблюдений суждено далеко не всем ученым и является высшей наградой для исследователя.

Он был первым, кто описал такие особенности оледенения, которые должны отражаться на картах. К сожалению, при издании первых послевоенных карт его наблюдения не были учтены достойным образом, отчего отображение местности во внутренних частях Новой Земли на иных картах было выполнено порой самым фантастическим образом, но сам Русанов в этом не виноват — продолжатели не всегда были на уровне основоположника, хотя располагали более новыми данными. Скорее, это лишь доказывает его способность к решению самых сложных проблем, в которых путались специалисты и позднее, но это была уже их беда… Действительно, старыми маршрутными методами удалось положить на карту не более десятой части территории архипелага, среди которых съемки Русанова заняли достойное место. При этом качество русановских съемок оказалось настолько высоким, что его карты можно использовать для сравнения с современными и тем самым оценивать происходящие изменения природной среды.

Вклад Русанова в изучение географии Новой Земли велик уже просто потому, что он единственный в ряду ново-земельских первопроходцев, кто охватил своими наблюдениями архипелаг целиком, получив сравнительный материал, который уже на уровне сопоставлений заставлял искать ответы на возникающие вопросы. Он первым оценил роль оледенения в ландшафтах Новой Земли во всем присущим им разнообразии и специфике, правильно осознав главенствующую роль ледников в их соотношении с рельефом. Собственно, это единственный более или менее надежный критерий для арктических архипелагов, непривычный для людей, чей взгляд на природу сформировался на южных территориях с богатой растительной и животной жизнью. Точно так же ему принадлежат первые описания арктических пустынь в районе мыса Желания и подтипа северной тундры (в маршрутах 1911 года) с их относительно богатой растительностью, реагирующей изменением цветовой гаммы на смену сезонов. Наконец, описание морских берегов, представляющих самостоятельный элемент природы с присущими им особенностями. Не случайно его описания потом широко использовались в обобщающих работах П. А. Шум-ского, Г. В. Горбацкого, Н. И. Евгенова и многих других. Можно еще много приводить примеров, как дела и мысли Владимира Александровича Русанова продолжали жить и продолжают жить сейчас, остаются с нами — значит, его жизнь и работа в Арктике не были напрасными.

У моряков есть замечательная, испытанная в веках традиция — присваивать имя достойного человека новому судну. С одной стороны, это способствует сохранению памяти об ушедших в наших сердцах, а с другой — обязывает экипаж оставаться на уровне личности, чье имя написано на борту. Достойно удивления, как многие корабли во многом повторяют биографию такого героя, словно вместе с именем обретая и его душу, которая продолжает жить, когда бренное тело уже обратилось в прах. Действительно, судьба полярного разведчика Владимира Русанова во многом воплотилась в «биографии» ледокольного парохода «Владимир Русанов». Построенное в 1909 году судно первоначально называлось «Бонавенчур», что можно перевести как «Добрая удача», и, возможно, поэтому оно избежало трагической участи своих собратьев, перечисленных выше, да и самого Русанова тоже. Первое время судно использовалось для зимних рейсов на Белом море, не принимая непосредственного участия в военных действиях, хотя и было включено в военную флотилию Северного Ледовитого океана (предтечи современного Северного флота). Свой первый рейс в арктических водах это судно сделало в 1917 году для снабжения полярной станции в Моррасале. В событиях Гражданской войны «Владимир Русанов» не сыграл какой-либо значительной роли и с установлением советской власти в Архангельске два месяца числился в морских силах Северного флота, но летом 1920 года был передан в Мортран и зачислен в первый отряд Сибирской хлебной экспедиции, вывозивший хлеб Сибири в голодающую европейскую часть страны. На будущий год судно было включено в состав Карской экспедиции, начальником которой был Отто Свердруп, сыгравший, как описано выше, свою роль в судьбе Русанова. Плавание, во время которого погибли транспортные суда «Обь» и «Енисей», проходило в сложных ледовых условиях, для «Владимира Русанова» завершилось благополучно. В 1922 году «Владимир Русанов» совершил свой первый заграничный рейс под советским флагом в Лондон и Ярмут (Великобритания), вновь участвовал в Карской экспедиции, которую до 1924 года возглавлял Вилькицкий, так и не пожелавшей принять советское гражданство. На рейдовых стоянках он ни разу не сходил на берег, видимо, ожидая, что чекисты могут припомнить ему смену флага на судах его экспедиции после белого переворота в Архангельске в августе 1918 года. Всего «Владимир Русанов» принимал участие в трех Карских экспедициях (1921, 1923, 1931 годов, помимо рейса 1920 года), а зимой ходил в европейские порты и привлекался на зверобойный промысел в Белом море, порой совершая рейсы на Новую Землю или Шпицберген — рядовая будничная работа год за годом, если не считать ноябрьского похода на исходе навигации 1925 года на Новую Землю для снабжения островитян всем необходимым, который проходил практически в зимних условиях. Работы для морского труженика прибавилось с организацией Главного управления Северного морского пути. Отметим только наиболее интересные походы и плавания за время его службы в этой организации.