Книга Земля несбывшихся надежд - Рани Маника

Но годы шли, ничего не менялось для меня, и Рани становилась злой и как никогда завидовала, что моя умершая сестра существовала для меня более реально, чем она.

— Как ты смеешь вот так обижать меня? — кричала она.

Я никогда никому не говорил об этом, но я видел, что делали японцы с женщинами, которые им нравились. И эти воспоминания не дают мне покоя и во сне.

Это случилось, когда мы с моим другом туземцем Удонгом охотились в лесу. Японские солдаты в лесу — это все равно, что борцы сумо на балете. Они выделяются на общем фоне, словно нарыв на большом пальце. Они передвигались с таким шумом, что их было слышно за несколько миль. Однажды в субботу мы случайно встретили их на одном из участков леса. Мы спрятались в кустах за спинами этих сволочей и наблюдали, как они развлекаются с китаянкой. Очевидно, она была курьером коммунистов, бросившим вызов этому дикому лесу ради успеха дела. Как же они пользовались ею!

О Господи, я не могу описать, что они с ней делали.

В конце она уже больше не была человеком. Покрытая собственными экскрементами и истекая кровью, она тяжело дышала, лежа на земле, когда один из них перерезал ей глотку. Другой отрезал ей одну грудь и вставил ей в рот, как будто она ее ела. Они находили это веселым, заливались смехом, застегивая свои забрызганные кровью брюки и продолжая свой смертоносный путь.

Когда смолкли их грубые гортанные голоса, мы вышли из нашего укрытия и стояли, застыв и не веря в происшедшее, над телом женщины. Ее голые ноги лежали криво, а лицо было искажено кровавым куском мяса, торчащим изо рта. Было совершенно тихо, будто жестокие джунгли, которые ежедневно сами кормят себя, стали свидетелем страшной резни и теперь стояли, ошеломленные увиденным. Сегодня я все еще вижу ее, эту тихую ненависть на лице несчастной китаянки.

Мы оставили ее лежать там, это предупреждение, насмешку японцев над коммунистами. Опасаясь репрессий и не желая быть вовлеченными в войну между японцами и коммунистами, мы взяли с собой только лишь воспоминания об этом ужасе. В своих ночных кошмарах я видел, что мы стоим не над телом коммунистки-курьера, а над телом Мохини, ее обнаженные ноги лежат криво, а во рту окровавленный кусок мяса, и она смотрит на меня с тихой ненавистью.

Я совершил невообразимую несправедливость по отношению к Димпл, но, возможно, она простит меня, потому что моя голова уже давно катится по земле. Я всегда знал, что она не будет счастлива рядом с Люком, знал, что он поломает ей жизнь. Для таких мужчин женщины — это игрушки, это их собственность. Ему следовало жениться на Белле. Она покрепче и знает, что делать с такими мужчинами.

Я должен спросить, откуда грусть в глазах моей дочери. Я должен противостоять ему. Это мое право, мой долг как отца, но он умен, мой зять. Этот желтый цвет его кожи! За годы они научились подкупать даже своих богов липкими, сладкими угощениями, тогда почему не сделать этого со своим безголовым тестем? Он подкупил меня этим большим домом, в котором я живу. Он замазал мне рот сладким цементом, на котором построен этот дом.

Аруна призрачно и нереально сидит в ногах на моей кровати в комбинации и смотрит на меня, ее глаза открыты, но пусты… Нет сомнений, что все это видения, но меня не оставляет мысль о том, что она живет в ногах на моей кровати.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Сердце змеи

Димпл

Адрес дал дядя Севенес. Сначала он не хотел, но мой просящий вид с синяками под глазами причинил ему боль. Я отправилась к Рамешу, второму сыну заклинателя змей. Он научился опасному ремеслу своего отца, медитировал на кладбищах, ему было официально разрешено изгонять нежелательных духов и продавать людям могущественные амулеты за денежное вознаграждение. Озарение застало его в одежде санитара больницы, повторно женатого, без детей, сопровождаемого слухами о том, что его первая жена сошла с ума.

Я выехала в Сепанг. Это был очень бедный район. Вдоль дороги выстроились маленькие деревянные домики. Группа молодых людей внимательно рассматривала мой «БМВ» со смешанным выражением восхищения и зависти. Дом Рамеша было легко найти. Там в саду стояла большая статуя Мариамана, бога пива и сигар черут. Когда я стала звать кого-нибудь, к дверям вышла сухая костлявая женщина с выдававшимися лопатками. У нее было плоское лицо летучей мыши, вот только на человеке оно смотрелось не так симпатично. И все же она была относительно молода. Я заметила, что моя одежда и моя персона произвели на нее впечатление.

— Вы приехали встретиться с ним? — спросила женщина.

— Да, — ответила я.

Она пригласила меня войти. Дом был деревянным и маленьким, мебели мало, да и та старая. На потолке крутился вентилятор, но во всех остальных отношениях комната скорее выглядела нежилой, чем обитаемой.

— Садитесь, пожалуйста, — предложила она, указывая на один из стульев у двери. — Пойду позову мужа.

Я улыбнулась с благодарностью, и она скрылась за занавеской из висящих бисерных нитей. Через несколько минут занавеска раздвинулась, и в комнату шагнул мужчина в футболке и брюках цвета хаки. Мне показалось, что его появление заставило комнату сжаться до пропорций, вызывавших клаустрофобию, — у него было лицо, похожее на морду леопарда на охоте: голодное, очень темное, от которого исходил опасный мужской запах. Белки его глаз выделялись так контрастно на темном лице, что это пугало. Он слегка улыбнулся и сложил ладони в древнем индийском жесте вежливого приветствия.

— Намастэ, — сказал мужчина. В его голосе было почтение и вместе с тем величие. Это было так неожиданно, что я просто подскочила, чтобы ответить на его приветствие. Он показал, что я должна сесть. Я села, и он проскользнул к стулу, самому дальнему от меня.

— Чем я могу вам помочь? — вежливо спросил он. Рамеш смотрел не мигая. Я была в замешательстве, мне казалось, что он видит меня насквозь и уже знает, зачем я здесь.

— Собственно, я племянница Севенеса, с которым вы вместе играли, когда были маленькими, — быстро объяснила я. На какую-то долю секунды его гибкое тело напряглось, а глаза моргнули, словно он получил неожиданный удар. Может, конечно, мне все это и показалось. Наверное, так оно и было.

— Да, я помню вашего дядю. Он играл со мной и с моим братом.

Нет, мне это не показалось. Я начала думать, что Рамеш, скорее всего, испытывал неприязнь к моему дяде. Мне не следовало приезжать и не нужно было говорить ему, что мы с дядей Севенесом родственники.

Но внезапно он широко осклабился, обнажив плохие зубы. Этот дефект помог мне расслабиться.

— У моего мужа кто-то есть. Можете вы помочь мне вернуть его? — выпалила я.