Книга Обреченность - Сергей Герман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Аа-а-а!..
Нехорошим, страшным был этот день. Надолго его запомнили казаки, советские бойцы и немцы. Тем, кому было суждено погибнуть, ничего не подсказал Господь, и не смогли они помолиться перед смертью. Это было правильно. Не приведи Господь дать человеку возможность предвидеть будущее. Многие бы тогда перед смертью сошли с ума.
Остатки советских частей еще несколько дней продолжали выходить мелкими группами к своим. Журнал боевых действий 233-й стрелковой дивизии бесстрастно зафиксировал почти полную гибель 703-го полка в бою 26 декабря.
* * *
30 декабря Кононов заехал во 2-й дивизион, где содержались пленные советские бойцы. Часового на месте не было. Из-за двери раздавалось нестройное пение. В прокуренной камере на столе валялись обкусанные куски хлеба, луковая шелуха, жестянки пустых консервных банок.
Весь караул был в доску пьян. Казаки и пленные, обнявшись, хором пели:
Они бы, вероятно, спели немецкую песню, но не знали слов.
Взбешенный Кононов перетянул караульных плетью, а потом объявил выговор командиру 2-го дивизиона, чьи казаки устроили «братание» с пленными. К вечеру отошел и, уже усмехаясь в усы, рассказывал построенному полку:
– Понятно, что к военнопленным нужно относиться хорошо, но не так, как я вчера видел во втором дивизионе… Приезжаю вчера в дивизион… между прочим, лучший дивизион, потому как казаки там – орлы! А несколько этих орлов, вместо того чтобы править службу, сложили оружие в уголок, белюки вылупили и вместе с пленными песни спивают про трех танкистов. Ладно бы наши казачьи песни пели или, на худой конец, про коней, так нет, про танкистов поют, бисовы дети! На полу окурки, дым столбом… Приходи, бери их за рупь голыми руками или беги не хочу. Вот тебе и казаки!
Кононов переждал громовой смех.
– В общем, так. На первый раз, думаю, будет достаточно тех плетюганов, что я самолично выписал каждому. Вдругорядь, если такое повторится, пощады не ждите. Отдам под суд. А это в условиях военного времени сами знаете чем пахнет. То-то же. Разойдись!
* * *
На земле стояла чистая, святочная тишина.
Впереди были рождественские праздники, а с ними приходила привычная зимняя снежная пора. Хоть и военное, но неторопливое и сытое житье под крышами, толсто придавленными снегом. Многие из молодых казаков не знали, что близится великий праздник, потому как были еще в младенчестве вместе с родителями согнаны со двора в какую-то бессмысленную, злую круговерть, в бараки, в эшелоны, в тюрьмы, в казармы, но все-таки близкой памятью что-то их тревожило, чего-то в сосущем сердце трепетало и вздрагивало, из-за той вон белоснежной дали ждалось пришествие чуда, способного принести избавление от войны и страданий.
В дни перед Рождеством 5-й донской полк был размещен в домах, а казаки получили возможность встретить праздник. Все понимали, что идут последние месяцы войны. Праздник чувствовался уже в Сочельник. Утром свободные от службы казаки собирались в храме. Стекались женщины с ребятишками, старики. Никто не вводил никого в заблуждение. Все сознавали, что все уже кончено. Поскрипывая хромовыми сапогами, через церковный двор беспечально и важно прошагал церковный регент Евлампий Хворостов.
В храме горели паникадилы, пахло ладаном, звучали голоса певчих: «Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума…»
Муренцов почувствовал, как теплая волна умиления потрясла и накрыла его душу. Раскрылись царские врата. И собравшиеся прихожане запели: «Царю небесный…»
Начиналась рождественская всенощная.
Были настежь открыты двери храма. Врывался морозный воздух, клубился и задувал пламя свечей. Затворить двери было невозможно. Не попавшие внутрь стояли на улице.
Храм сиял огнями. Началась лития. Раздвинулась плотная стена молящихся, и священник со служками прошел в притвор через весь храм. Хор запел многократное «Господи помилуй». Переливались голоса певчих. Несколько часов длилось всенощное бдение. Неспешно и невесомо лились молитвы, пелись тропари. В храме было тихо и благостно. Люди по одному подходили к священникам. Священники окончили помазание. Кончилась всенощная, погасили свечи. Вот уже собрались уходить певчие. А молящиеся все не уходили.
Тогда священник произнес:
– Я сейчас скажу вам несколько слов, потом продолжу помазание. – Его глуховатый негромкий голос разносился по всему храму. – Когда Христос призвал двенадцать учеников своих, Он дал им власть над нечистыми духами и сказал: «Я посылаю вас, как овец среди волков». То же скажу вам и я, братья мои. Идите! Идите, как шли рыцари Крестовых походов в бой против антихриста. Пусть будут отдавать вас в судилища и будут бить вас. Брат брата предаст на смерть, и отец – сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их, и будете вы ненавидимы всеми. Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне. Но претерпевший же до конца спасется. И помните, что худой гражданин в своем Отечестве и для Отечества Небесного не годен.
После проникновенной проповеди казаки выходили на улицу, поздравляли друг друга с Рождеством Христовым.
В эскадронах были накрыты столы. Празднично светилась украшенная елка. Играли баянисты. Была гитара и даже скрипка. Пригласили женщин. Отплясывали с ними польки и вальсы. Между танцами как водится – щупали подвыпивших сербок и хорваток, лезли к ним в трусы. Те не возражали. Окна для маскировки завесили шинелями.
Уже под утро подрались казаки третьего взвода Алексей Гукалов и приказной Кузнецов. Гукалов подбил Кузнецову левый глаз, тот в отместку расквасил ему нос.
Это был последнее Рождество 5-го донского полка.
* * *
Фельдмаршал Вейхс не спрашивал за инциденты, зато строго спрашивал в случаях провала акций против партизан и возлагал на дивизию сложные оперативные задачи. Их надо было выполнять, и командир 1-й казачьей дивизии высказал свое мнение очень кратко: «Пусть делают что хотят! Только бы работали!»
И мотались взад-вперед по Югославии казачьи сотни. Били конскими копытами балканскую землю и дороги. Ожесточались сердца. Все неохотнее стали брать в плен. Все чаще и чаще стали повторяться случаи расправ над пленными. Поджигались дома, где оказывали сопротивление. До последнего зернышка реквизировался фураж у семей партизан. Драли плетьми сербов и хорватов, мужчин и женщин.
Лояльность германского командования на грабежи и жестокость казаков объяснялась следующим: в борьбе с партизанами все соединения вермахта и СС руководствовались «Особым циркуляром» обергруппенфюрера СС фон Дембах-Зелевски. Этот документ предоставлял немецким военнослужащим право сжигать деревни, репрессировать местное население, выселять его из отдельных районов по своему усмотрению, расстреливать и вешать партизан без суда.
