Книга Соперница королевы - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я думала, мы могли бы утешить друг друга.
Она высокомерно посмотрела на меня, и я смело заявила:
— Мадам, он мой сын.
— И ты его очень любишь?
Я кивнула.
— Я не думала, что ты способна любить кого-нибудь кроме себя.
— Иногда мне и самой так казалось, но теперь я знаю, что это не так. Я люблю своего сына.
— В таком случае тебе, как и мне, следует подготовиться к тому, что он скоро нас покинет.
— И его ничто не может спасти?
Она покачала головой.
— Ты просишь за сына, — заметила она. — Не за мужа.
— Я прошу за них обоих, мадам.
— Ты не любишь этого молодого человека.
— Наша совместная жизнь была приятной.
— Я слышала, что ты предпочла его…
— Люди любят распускать слухи, мадам.
— Я никогда не верила в то, что ты могла предпочесть ему другого мужчину, — медленно произнесла она. — Если бы он сейчас был с нами… — она покачала головой, — все было бы совсем иначе.
Я подумала о Лестере, который давно умер. Я подумала о своем сыне, приговоренном к смерти. И я забыла обо всем, кроме необходимости спасти его.
Я опять бросилась на колени. Я чувствовала, что по моему лицу катятся слезы, но остановить их было выше моих сил.
— Вы не позволите ему умереть, — рыдала я. — Вы этого не допустите.
Она отвернулась от меня.
— Это дело зашло слишком далеко, — пробормотала она.
— Вы можете его спасти. О мадам, забудьте о нашей вражде. Она в прошлом, с ней покончено… ведь нам обеим осталось недолго жить.
Она поморщилась. Она, как и прежде, не выносила ссылок на ее возраст. Мне не следовало об этом забывать. Горе лишило меня здравого смысла.
— Как бы сильно вы ни ненавидели меня в прошлом, — продолжала я, — я умоляю вас забыть об этом. Он умер… наш возлюбленный Лестер… мертв, его не вернуть. Если бы он был сегодня здесь, он стоял бы на коленях рядом со мной.
— Замолчи! — вскричала она. — Как ты вообще смела сюда прийти… ты, Волчица! Ты заманила его в сети своими блудливыми штучками. Ты захватила лучшего мужчину в мире. Он попался на твою удочку… а теперь этот твой сын-мятежник не заслуживает ничего, кроме топора. А ты… ты еще смеешь приходить ко мне и просить меня помиловать предателя.
— Если вы позволите ему умереть, вы об этом никогда не забудете, — выкрикнула я, забыв об осторожности в последней отчаянной попытке спасти сына.
Некоторое время она молчала, и я видела, что ее проницательные желтые глаза блестят. Она была тронута. «Она его любит», — подумала я. Или любила когда-то.
Я пылко поцеловала ее руку, но она ее отняла, хотя и не резко, а почти нежно.
— Вы его спасете, — опять взмолилась я.
Однако эмоциональную женщину, на мгновение появившуюся передо мной, уже сменила королева.
Она медленно произнесла:
— Я приняла тебя, Леттис, ради Лестера. Он желал бы этого. Но даже если бы он сам встал сейчас передо мной на колени и просил бы меня об этом, я была бы вынуждена ему отказать. Ничто не может спасти твоего сына… и твоего мужа… теперь. Они зашли слишком далеко. Я не смогла бы отменить сейчас их казнь, даже если бы очень захотела. Бывают времена, когда можно идти только вперед. Оглядываться назад нельзя. Эссекс пошел на это в трезвом уме и с осознанным стремлением себя уничтожить. Я вынуждена подписать его смертный приговор, а мы с тобой должны навеки попрощаться с этим безрассудным мальчишкой.
Я трясла головой. Я, кажется, обезумела от горя. Я подползла к ней на коленях и начала целовать край ее платья. Она стояла и смотрела на меня сверху вниз, и когда я подняла на нее глаза, я заметила на ее лице сочувствие. Затем она произнесла:
— Встань. Я устала. Прощай, кузина. Мне кажется очень странным этот безумный танец наших жизней — моей, твоей и этих двух мужчин, которых мы любили. Да, наша любовь к ним была сильна. Но один нас покинул, а второй готовится за ним последовать. Пути назад нет. Пусть свершится сужденное.
Какой старой она показалась мне со следами искреннего горя на лице.
Я собиралась взмолиться опять, но она покачала головой и отвернулась.
Аудиенция была окончена. Мне не оставалось ничего другого, как покинуть ее и на своей барже вернуться в Лестер-хаус.
Но я отказывалась верить в то, что она не смягчится. Я твердила себе, что когда дело дойдет непосредственно до подписания его смертного приговора, она не сможет этого сделать. По ее лицу я поняла, что она все еще его любит. Не так, как любила Лестера, конечно, но все же это была любовь. Я воспряла духом.
Но она подписала смертный приговор, и я опять низверглась в пучину отчаяния. Затем она его отозвала. Как я была счастлива, но совсем недолго, потому что она в очередной раз передумала, вне всякого сомнения, под давлением своих министров.
Она опять подписала приговор, и на этот раз уже окончательно.
В среду, двадцать пятого февраля, мой сын, одетый во все черное, вышел из своего узилища в Тауэре. Его отвели на лужайку перед башней Цезаря.
Положив голову на плаху, он начал молиться.
Его смерть потрясла весь Лондон. Палача едва успели живым вырвать из рук разъяренной толпы. Бедняга! Как будто он был хоть в чем-то виноват!
Королева заперлась в своих покоях и оплакивала его, а я не покидала своей опочивальни в Лестер-хаусе в ожидании известий о муже.
Приблизительно через неделю после казни Эссекса состоялся суд над бедным Кристофером. Его признали виновным и восемнадцатого марта обезглавили на Тауэрском холме.
Вините в этом лишь себя,
Что заслужили эту песнь,
Свое достоинство губя,
Ее вы вынудили петь о том, что есть.
И слишком поздно изменить
То, что свершилось,
Ведь приговор не отменить…
И что теперь ее винить?
Итак, я снова овдовела, к тому же потеряла сына, которого, несмотря на многочисленные недостатки, я любила больше жизни. Мой молодой муж, к заботе которого я так привыкла, тоже был мертв, и мне предстояло начать новую жизнь.
Все вокруг менялось. Королева перестала играть в молодую девушку. Мне было шестьдесят, это означало, что ей исполнилось шестьдесят восемь. Мы стали старухами, и нам больше не было дела друг до друга. Мне казалось, что с тех пор как мы с Лестером тайно занимались любовью, в ужасе ожидая разоблачения, минула целая вечность.
