Книга Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина - Валерий Поволяев

Отец был бодр, хорошо держался и хорошо выглядел, на все, что происходило вокруг, имел свой взгляд, сохранил связи с друзьями и коллегами. И вообще был полон оптимизма. Это был какой-то обновленный человек, и он понравился Шебаршину-младшему.

Этот непростой быт

У Нины Васильевны, жены Шебаршина, была великолепная, известная всему миру девичья фамилия — Пушкина, хотя к гениальному поэту ее семейство отношения не имело; брат Николай Васильевич женился на Татьяне Александровне Куликовой (тоже неплохая фамилия); обе семьи получились дружными, светлыми, и когда Шебаршины приезжали из-за границы в Москву, обязательно встречались с Пушкиными, устраивали посиделки, дурачились и выпивали — все это было, было и долго потом вспоминалось, как хороший сон.

А потом наступили другие времена, пришли другие заботы, по большей части скорбные. Нина Васильевна слегла и не поднималась с постели до самой своей смерти; Шебаршин, занятый и работой, и хлопотами о своей лежачей супруге, честно говоря, особо и не заметил, что от него потихоньку начали отдаляться близкие люди. Жизнь ведь течет, все в ней меняется, трансформируется, и вообще, бывает, наступает момент, когда мы перестаем узнавать самих себя — происходят и такие изменения.

Когда умерла Нина Васильевна, Леонид Владимирович остался в квартире один. Бродил из угла в угол, натыкался на полки, плотно заставленные книгами, и с тоской думал о том, зачем ему такое большое жилое пространство, ставшее без жены совершенно пустым, зачем эти книги — умные и даже очень умные; книги даже начали вызывать у него тихую неприязнь, да он и сам умел писать. Получились хорошие книги, которые быстро раскупались читателями… И вообще, зачем ему весь этот относительный мир?

Тошно было одному, неуютно, холодно, в душе словно бы дырка образовалась, и ничем нельзя было ее заделать. Если бы он умел пить, то запил бы, как это делают многие русские мужики, оказавшиеся в беде, либо уехал бы из Москвы ко всем чертям, но Москва была его родным городом, покидать ее было нельзя. Здесь была его работа.

Плохо было с едой. В ресторан ходить не хотелось, да и дорого это было, нынешние рестораны здорово кусаются, особенно те, которые получше, расположенные в центре.

Еду Шебаршин любил простую, почти деревенскую. О жареной картошке речь уже шла. Еще он любил солянку и пытался готовить ее сам. Причем солянку — не первое блюдо с наваристым бульоном, в котором стоймя стоит не только ложка — даже тяжелая поварешка, а солянку — блюдо второе. Солянку на второе приготовить гораздо сложнее, чем на первое, не все повара за нее берутся.

А Шебаршин брался. Не всегда получалось у него то, что нужно — очень часто солянка подгорала, но он любил и подгоревшую солянку.

Беды в семьях Шебаршиных и Пушкиных шли параллельно, — то в одном доме возникали, то в другом. Вначале не стало мужа Татьяны Александровны Николая Васильевича Пушкина, потом скончалась его мама — теща Шебаршина, затем не стало Нины Васильевны.

Какого цвета горе, чем оно пахнет и как выглядит, в этих семьях знают хорошо. И стараются крепиться, не поддаваться унынию и слабости, поддерживать друг друга. И тут вот родственные, дружеские связи ценятся как раз превыше всего.

Шебаршину к этой поре пришлось хлебнуть, повторюсь, много разного лиха — во-первых, он потерял любимую работу, которую не могло ничто заменить, во-вторых, потерял страну, что воспитала его, дала образование, сделала человеком, присвоила звание генерала — в общем, наделила всем, что делает человека человеком, в-третьих — об этом мы уже говорили, он остался один, совсем один… А одиночество — это испытание, которое справедливо считается хуже каторги. Хоть и готовился к нему Леонид Владимирович, а все же оказалось, что и не очень-то он готов: одиночество может подмять, скрутить в бараний рог кого угодно, даже человека, сделанного из стали.

А Шебаршин был человеком. И прежде всего человеком со своими слабыми и сильными сторонами.

Когда Нина Васильевна слегла после инсульта и сделалась лежачей, ходить не могла, пришлось нанять домработницу — это была Вика, дальняя родственница (сестра жены племянника, кем она будет считаться Шебаршину и Нине Васильевне по общепринятой семейной иерархии?); Вика ухаживала за Ниной Васильевной днем, когда Леонид Владимирович находился на работе, вечером уезжала домой. Дальше ухаживать за больной женой приходилось уже Шебаршину, он ночевал с нею в одной комнате, перенес много бессонных ночей…

Ведь больной человек — это больной человек, все время чего-то требуется — то надо немного воды влить в обезвоженный рот, то простыни сменить, то лекарства дать, то еще что-нибудь; иногда Нина Васильевна кричала, видела в болезненных снах что-то страшное, и тогда Шебаршин немедленно вскакивал с постели, успокаивал жену… В общем, это были не ночи, а сплошная тревога. Как на войне. Семь с половиной лет подряд.

Тяжелый крест этот Шебаршин нес до конца, пронес с достоинством.

Умерла Нина Васильевна в 2005 году.

Поскольку кулинарные и поварские способности оказались у Шебаршина не на высоте, то Татьяна Пушкина иногда приносила ему еду, и в первую очередь солянку, которую Леонид Владимирович так любил.

Ну, а Шебаршин, в свою очередь, оставлял ей что-нибудь из своих поварских достижений — в частности, ту же самую солянку. Правда, подгоревшую.

Для еды Пушкина купила специальные пластмассовые контейнеры, иначе говоря, судки, — приносила еду в них, потом забирала судки, приносила снова.

Шебаршин говорил ей, смеясь:

— Когда я знаю, что у меня на кухне в холодильнике стоит суп, я быстро бегу домой.

Это была правда — он начал становиться домашним человеком.

Его всегда волновала судьба близких людей, он всегда всем помогал.

Татьяна Александровна работала в очень солидной организации — Госстрое СССР, и не у кого-нибудь, а у самого Ельцина, секретарем.

Потом Ельцина выбрали народным депутатом, и он возглавил в Верховном Совете Комитет по строительству. Комитет располагался на Новом Арбате, и Пушкиной пришлось переехать вслед за своим шефом на Новый Арбат, в один из «домов-книжек» (кстати, дома эти больше походили на огромные зубы, и досужие остряки прозвали Новый Арбат «вставной челюстью Москвы»). Затем Ельцин, привыкший широко шагать по служебным лестницам, переместился на новый пост — Председателя президиума Верховного Совета РСФСР.

Секретарей у него не стало, уровень у будущего президента стал другим — секретарей заменили помощники, которые дежурили в приемной по два человека, практически не покидая своих рабочих мест.

Ельцин не забыл о Татьяне Александровне, предложил ей должность машинистки. А это — отдельная комната, непыльная работа и — великая скукота; в общем, Пушкина не выдержала и перешла работать в Белый дом, в Высший экономический совет, который возглавлял Михаил Бочаров.

С Бочаровым сработаться не удалось, а раз подчиненный не срабатывается с начальством, то по правилам чиновничьей арифметики кто проигрывает? Верно, проигрывает подчиненный. Татьяна Александровна даже не объясняет, почему и как это произошло — просто не сработались, и все.