Книга Непридуманная история Второй мировой - Александр Никонов

Так почему Сталин резко удавил хорошую жизнь? Почему стал развивать индустриализацию именно насильственными методами? Отчего стал отнимать зерно у рабов-колхозников и строить заводы и фабрики с помощью полурабов-пролетариев, сидевших на продовольственных карточках и мечтавших о том, чтобы справить себе новые ботинки? Чем его не устраивала естественная индустриализация, которая происходила во всех странах мира, включая царскую Россию? (Причем в последней она происходила совершенно сумасшедшими темпами — к началу Первой мировой войны половину доходов стране приносила уже промышленность. Еще двадцать лет, и Россия, учитывая ее население и природные ресурсы, стала бы передовой державой мира, заняв место нынешних США.)

В чем же была проблема? Внутри страны покупай у крестьян зерно за рубли. Тогда у них появятся вместо «палочек» (т. н. трудодни) реальные деньги и, соответственно, запрос на промтовары. Этот запрос и сформирует тебе индустрию. Автоматически! Так происходило во всем мире. Заводы строятся и производят металл, чтобы насытить потребности машиностроителей и других покупателей металла, которые производят из него трактора, сеялки, тазики, утюги, швейные машинки, велосипеды, иголки патефонные и швейные, пуговицы и мельницы…

Это все, конечно, можно было сделать, просто продолжая НЭП. Но сделано не было. Потому что Сталину была не нужна индустрия, которая производит товар для конечного потребителя.

Ему нужна была совсем другая индустрия…

И вот теперь, после осознания этого важного вывода, возвращаемся к вопросу, поставленному в начале — мог ли Гитлер выиграть эту войну и как? Ведь встретили его тут неплохо — цветами и хлебом-солью. Воевать за Сталина не хотели, разбегаясь и сдаваясь в плен миллионами.

Я тут привожу много удивительных цитат. Приведу несколько абзацев и из дневника Лидии Осиповой — русской интеллигентки из Гатчины, что под Ленинградом. Из них многое станет понятным. Впервые эти военные дневники опубликовал историк Олег Будницкий:

«22 июня 1941 г.

…Неужели же приближается наше освобождение? Каковы бы ни были немцы — хуже нашего не будет… У всех такое самочувствие, что, вот, наконец, пришло то, чего мы все так долго ждали и на что не смели даже надеяться, но в глубине сознания все же крепко надеялись. Да и не будь этой надежды, жить было бы невозможно и нечем. А что побед немцы — сомнения нет. Прости меня, Господи! Я не враг своему народу, своей родине… Но нужно смотреть прямо правде в глаза: мы все, вся Россия страстно желаем победы врагу, какой бы он там ни был. Этот проклятый строй украл у нас все, в том числе и чувство патриотизма.

15 июля.

Новая беда на нашу голову. Все домашние хозяйки и неработающие взрослые должны ежедневно слушать «доклады» наших женоргов о текущем моменте. «Доклады» эти сводятся к довольно безграмотному чтению газет. Никаких комментариев и никаких вопросов не полагается. То, что каждая из нас может сама прочесть за четверть часа, мы должны слушать целый час. Господи, когда же все это кончится?

24 июля…

Бомбят, а нам не страшно. Бомбы-то освободительные. И так думают и чувствуют все. Никто не боится бомб.

10 августа.

…Многие идут добровольцами на фронт. Это отнюдь не энтузиазм, а расчет. Семьям добровольцев обеспечивается довольно большое пособие, а мобилизуют все равно не через неделю, так через две. Вот люди и спешат в «добровольцы». Власть делает из этого пропагандную шумиху. И волки сыты и овцы если не сыты, то все же имеют какой-то профит.

17 августа.

Объявлена общая эвакуация женщин и детей. Работает эвакуационное бюро. С необычной отчетливостью наметилась грань между «пораженцами» и «патриотами». Патриоты стремятся эвакуироваться как можно скорее, а вторые, вроде нас, стараются всеми способами спрятаться от эвакуации.

17 августа (эвакуируется знакомая семья евреев. — Н.Л.)… Да и у них у всех ненависть к немцам за их антисемитизм. Если бы это были англичане или какая-нибудь безобидная нация, конечно, и они остались бы. Советского патриотизма даже и в этой семье нет. Да и у всех. Есть еще ненависть и боязнь немцев. Конечно,

Гитлер не такой уж зверь, как его малюет наша пропаганда, и до нашего дорогого и любимого ему никогда не дойти и не всех же евреев «поголовно» он уничтожает, но, вероятно, какие-то ограничения для них будут, и это противно. Но замечательно то, что все…жалельщики евреев в Германии или негров в Америке или индусов в Индии никогда не помнят о своем русском раскулаченном мужике, которого на глазах вымаривали как таракана…

27 августа.

Женщины с детьми и старики, которых направили на эвакуацию, вот уже пятый день сидят на площади перед вокзалом. Поездов нет, но отлучаться на квартиры нельзя. Окружены милицией. Воды нет никакой… Ночью шел дождь. Все вымокли. Дети кашляют… Пытались было некоторые женщины организовать передачу кипяченой воды и горячей пищи детям, — запретили: советские граждане не нуждаются в частной благотворительности. О них заботится государство…

30 августа.

Вчера немцы сбросили листовки с предупреждением, что будут бомбить привокзальный район. Несмотря на все кары, которыми грозили за прочтение листовок, листовки были все же прочитаны. Некоторые хотели уйти из домов. Но район был оцеплен милицией и не только никто не смел выселиться, но даже и за хлебом не пускали… Посмотрим, будут ли бомбить именно этот район.

1 сентября.

Бомбили и зверски. И бомбили, как и обещали, только привокзальный район и вдоль железной дороги на Павловск… А ведь этих жертв можно было избежать…

2 сентября.

…Было уже всем ясно, что большевики кончаются. Она бегала все время из своей комнаты на помойку соседнего двора с охапками красных томов Ленина… Таская на помойку сочинения величайшего гения, Н.Ф. забегала к нам перекурить и поговорить…

17 сентября.

До сих пор никаких немцев. Ходили в город. Тишина подавляющая… В городе никакого намека на начальство нет. Если оно и есть, то спряталось… Все трясутся, что придут наши, а не немцы… Все понимают, что решается общая судьба: придут немцы, какие-то незначительные с нашей стороны ограничения, а потом СВОБОДА. Придут красные и опять безнадежное прозябание, а вернее всего репрессии и какие-нибудь новые изобретения советской юридической мысли, лагеря, а может быть и смерть. Придут, они, конечно, разъяренные, что население видело их трусость, слабость и бездарность. А этого они не прощают.

18 сентября.

Немецкие самолеты сбрасывали пропагандные листовки. Мы одну подобрали. Какое убожество, глупость и подлость. А главное, бездарность. «Морда просит кирпича». «Бей жида-политрука» и пр. И какой вульгарный и исковерканный язык. И не только на нас интеллигентов они произвели кошмарное впечатление. У всех настроение как перед смертью. Неужели же мы и здесь ошиблись и немцы то же самое, что о них говорит советская пропаганда…

19 сентября.

Свершилось. ПРИШЛИ НЕМЦЫ! Сначала было трудно поверить. Вылезли мы из щели и видим, идут два настоящих немецких солдата. Все бросились к ним… Бабы немедленно нырнули в щель и принесли немцам конфеты, кусочки сахара, белые сухари. Все свои сокровища, которые сами не решались есть, а вот солдатам принесли. Немцы, по-видимому, были очень растеряны, но никакой агрессии не проявляли. Спросили, где бы умыться… И вообще, наше «завоевание» произошло как-то совсем незаметно и неэффектно. Даже немного обидно: ждали, волновались, исходили смертным страхом и надеждами и пришел какой-то немец с разбитым куриным яйцом в руке, и яйцо для него имело гораздо большее значение, чем все мы с нашими переживаниями. Мы даже слегка надулись на немцев. И все же КРАСНЫХ НЕТ! СВОБОДА!..»