Книга Ночь и день - Вирджиния Вульф

— Это был он? — спросила она.

— Это был Ральф Денем, — ответила Кэтрин.

— Я имела в виду Ральфа Денема.

— Почему ты имела в виду Ральфа Денема? Что Уильям говорил тебе о Ральфе Денеме? — В эту минуту Кэтрин уже нельзя было назвать черствой и бездушной. Она была так возбуждена, что даже не дала Кассандре ответить. — Так когда вы с Уильямом собираетесь пожениться? — спросила она.

Кассандра задумалась. Действительно, вопрос был непростой. Накануне вечером во время разговора Уильям намекнул Кассандре, что, как ему кажется, Кэтрин в столовой договаривается с Ральфом Денемом о помолвке. Кассандра от счастья все видела в розовом свете и полагала, что дело улажено. Однако сегодня утром она получила от Уильяма письмо, в котором тот, как всегда пылко изливая свои самые восторженные чувства, туманно намекал на то, что он бы предпочел, чтобы объявление об их помолвке совпало с объявлением о помолвке Кэтрин. Этот документ и извлекла сейчас Кассандра — и зачитала вслух, робея, некоторые места.

— «…Очень сожалею… м-мм… мне крайне неприятна мысль, что мы поневоле можем стать причиной недоразумений… С другой стороны, если то, на что я не без оснований смею надеяться, произойдет — должно произойти — в обозримом будущем, а нынешнее состояние ни в коей мере тебя не ущемляет, то отсрочка, по моему мнению, лучше послужит нашим общим интересам, нежели преждевременное объявление, которое может быть воспринято с большим удивлением, чем мне бы того хотелось».

— Как это похоже на Уильяма! — воскликнула Кэтрин, тут же разобравшись в этих туманных намеках.

Кассандра немного смутилась:

— Вообще-то я понимаю его чувства. И даже согласна с ним. Думаю, будет гораздо лучше подождать, если ты собираешься за мистера Денема, как говорит Уильям.

— А если я не выйду за него в ближайшие месяцы — или вообще никогда не выйду?

Этого Кассандра никак не ожидала. Кэтрин говорила по телефону с Ральфом Денемом, вела себя чудно, а стало быть, она уже приняла его предложение — или собирается принять. Но если бы Кассандра случайно услышала беседу этих двоих по телефону, ее уверенности бы поубавилось. Звучал он примерно так.

— Это Ральф Денем говорит. Со мной все в порядке, я успокоился.

— Долго еще вы стояли под окнами?

— Я пошел домой и написал вам письмо. И порвал его.

— И я тоже.

— Так я приду?

— Да, приходите сегодня.

— Мне надо вам объяснить…

— Да, нам надо объясниться…

Последовала долгая пауза. Ральф хотел было еще что-то сказать, но оборвал себя на полуслове смущенным: «А, ничего…» — и оба одновременно попрощались. Но даже если бы телефон волшебным образом соединил ее с высшими слоями эфира, напоенными ароматами чабреца и морских брызг, даже и тогда Кэтрин едва ли приникла бы к трубке с большим наслаждением. С этим ощущением она и вернулась в столовую. Ее очень удивило, что Уильям и Кассандра уже мысленно поженили ее с обладателем этого глухого, ломкого голоса, который она только что слышала в телефоне. Однако она сама так не думала, даже напротив. Достаточно было взглянуть на Кассандру: ее пример ясно показывал, какой должна быть любовь, имеющая своим завершением помолвку и брак. Поэтому она сказала:

— Если не хотите объявлять, я объявлю за вас. Я знаю, Уильям так трепетно к этому относится, ему трудно решиться.

— Потому что он щадит чувства других, — сказала Кассандра. — От одной мысли, что он огорчил тетушку Мэгги или дядю Тревора, Уильям расстроится и долго еще будет переживать.

Такое мнение об Уильяме было для Кэтрин внове: сама она считала, что он просто раб условностей, но, подумав, вынуждена была согласиться с кузиной:

— Да-да, ты права.

— И он так ценит красоту. Он хочет, чтобы жизнь была прекрасной во всех ее проявлениях. Ты когда-нибудь замечала, как он пытается все довести до совершенства? Взять хотя бы адрес на этом конверте. В нем каждая буковка безупречна.

Кэтрин сильно сомневалась, что сказанное относилось и к чувствам, изложенным в письме Уильяма, однако теперь, когда не она сама, а Кассандра стала объектом его забот, это почему-то не раздражало ее и даже казалось естественным следствием, как выразилась Кассандра, его любви к прекрасному.

— Да, — произнесла она, — он любит все прекрасное.

— И я надеюсь, у нас будет много-много детей, — мечтательно произнесла Кассандра. — Он очень любит детей.

Это замечание, как никакие другие слова, позволило Кэтрин почувствовать всю степень их близости, и в первую минуту она ощутила укол ревности и пристыженно отвела глаза. Она так давно знакома с Уильямом и при этом даже не подозревала, что он, оказывается, любит детей. Глаза Кассандры сияли от восторга, когда она рассказывала об Уильяме, и Кэтрин понимала: это настоящее, и готова была слушать и слушать ее до бесконечности. И Кассандра охотно пошла навстречу ее пожеланиям. Она все говорила и говорила об Уильяме. Так они и коротали эти утренние часы. Кэтрин, почти не переменяя позы, сидела на краешке отцовского письменного стола, а Кассандра так ни разу и не заглянула в «Историю Англии».

И все же справедливости ради следует признать, что были моменты, когда Кэтрин забывала следить за восторженными излияниями кузины. Обстановка как-то особенно располагала к размышлениям о собственной судьбе. Временами ее мечтательный взгляд заставлял Кассандру удивленно примолкнуть. О чем еще она может думать сейчас, как не о Ральфе Денеме? И радовалась, когда по случайным скупым репликам можно было предположить, что Кэтрин отвлеклась от темы Уильямовых совершенств. Однако довериться ей Кэтрин не спешила. И всегда заканчивала эти странные паузы каким-нибудь наводящим вопросом, делая это так живо и естественно, что Кассандра поневоле продолжала говорить на приятную для нее тему. Потом наступило время ланча, и единственное, что указывало на некоторую рассеянность Кэтрин, — она забыла о пудинге. И так она была похожа на свою мать, когда сидела за столом, совершенно не замечая тарелки с тапиокой, что Кассандра с удивлением воскликнула:

— Ты сейчас совсем как тетя Мэгги!

— Вот еще! — возмутилась Кэтрин, хотя ничего обидного в замечании кузины не было.

На самом деле после отъезда матери Кэтрин уже не казалась такой благоразумной, как обычно, просто, как она сама себе это объясняла, необходимость в этом отпала. Она даже удивилась, обнаружив в себе в это утро такое множество не связанных между собой и — как бы точнее назвать? — блуждающих мыслей, слишком нелепых, чтобы говорить о них вслух. То ей представлялось, как она идет по дороге где-то в Нортумберленде, в мягких лучах августовского заходящего солнца; оставив в гостинице своего спутника, Ральфа Денема, она оказывалась вдруг — причем без всяких усилий — на вершине горы. И все вокруг — запахи, шорох сухого вереска, упругость травинки под ладонью — было так явственно, что она могла бы пересказать эти ощущения каждое по отдельности. Она то воспаряла в темную высь, откуда можно было созерцать водную гладь, то — неведомо зачем — опускалась на примятый папоротник, залитый светом полуночных звезд, или гуляла по заснеженным лунным долинам. Ничего необычного в этих фантазиях не было — стены нашего внутреннего мира часто бывают расписаны подобными узорами, странно то, что она, всерьез увлекшись этими мыслями, в результате почувствовала неодолимое желание изменить свою нынешнюю жизнь на что-нибудь более соответствующее ее мечтам. Она вздрогнула, очнувшись, — и заметила удивленный взгляд Кассандры.