Книга Предания о самураях - Джеймс С. Бенневиль

Испуг Ёсинори длился недолго. Своим хладнокровным поведением он вернул свою свиту к рассудку. Все смущение продолжалось всего-то несколько часов, и на следующий день никто ничего не помнил. Все внимание переключилось на другие дела. Принц Ёсинори взошел на помост. К сожалению, у автора не хватит страниц для описания песни, которая потом послышалась. В старых летописях, найденных в городах от Фудзи до Киото, приводится тридцать шесть таких самоцветов, некоторые из которых напоминают дымчатый кварц, другие – яркий бриллиант:

Солнца восход: горделивая вершина Фудзи отбрасывает свою тень;

И тем обворожительнее выглядит наше солнце!

Ёсинори.

На гордой вершине виден снег с пурпурным отливом;

На Фудзи ложится тень наступающей зари.

Минамото Норимаса.

К блеску луны и снега добавьте неподвижную вершину Фудзи,

В ней видится целый собственный мир.

Минамото Норимаса.

Когда Ёсинори неожиданно получил свой смятый головной покров из расшитого шелка (ватабоси), он ответил подходящей репликой; с повтором в ответе сёгуну:

У нас его не было; этим утром вершина Фудзи Суруга

Была в своем уборе, да! Из снежной шапки!

А Ямана Рансин продекламировал:

Облака! Они со снегами вершины Фудзи

Вместе вечная ватабоси.

Прекратим поэтический экскурс в старину, чтобы не испытывать терпения уважаемого читателя ради демонстрации сомнительных усилий летописца. Принц Ёсимори вернулся домой. Его устраивала преданность клана Уэсуги, дурные намерения Мотиудзи, а также его собственная способность по овладению ситуацией в деле воплощения планов дома Киото в жизнь. Предоставленный самому себе Мотиудзи должен был запалить большой пожар. Ёсимори следовало без промедления заняться укреплением собственного положения. Трудности в его отношениях с родом Китабатакэ в Кии и кланом Онти в Ямато перешли в хроническую форму и доставляли большое неудобство тем, что все происходило слишком близко от Киото. В 8 году периода Эикё (1436) уже явно и неуклонно назревал перелом. Мураками Ёрикиё поднял мятеж в Синано. Подавить его восстание поручили Осагаваре Синано-но-Ками Масаясу. Потерпев поражение, Ёрикиё стал искать прибежища и помощи в Камакуре. При всеобщем согласии Мотиудзи объявил о своем намерении поддержать его силами своей армии. Норизанэ из Сицудзи тут же возразил на это, причем не совсем обходительно: «Право на определение дел в Синано принадлежит правительству рода Киото. Предоставлять помощь Мураками не следует». Принц Мотиудзи покинул зал заседания совета, переполненный злобой. Без промедления он обратился к Уэсуги Норинао и Иссики Наоканэ. Они должны были освободить его из-под опеки этого высокомерного ментора.

Предыдущие попытки Мотиудзи по избавлению от его пут успехом не увенчались. Огигаяцу[91]Уэсуги были слишком близки к Яманоути, поэтому сведения об этом маневре просочились куда не надо бы. Норизанэ только поднял руку, как из Мусаси начали подтягиваться самураи. Однако их вызвали совсем не для того, чтобы укомплектовать ими армию, предназначавшуюся для оказания помощи Ёрикиё. Сбор рекрутов провели в городе Яманоути, считавшемся ключом к Камакуре на севере. В ужасе Мотиудзи узнал о том, что цитадель Сицудзи кишит его собственными когортами. Одно только направление оставалось для него открытым, и он его выбрал. Вскочив в седло, он поскакал прочь с немногочисленной свитой в пасть тигра; господину предстояло допросить и простить своего вассала. Сам Норизанэ просто стыдился всего этого дела. Принца Мотиудзи встретили со всеми положенными почестями. Однако одну оговорку все-таки пришлось принять, и ее объект все предвидел заранее. Уэсуги Норман, как активный нарушитель спокойствия, поспешил к Югёдзи в Фудзисаву. Здесь он и затаился до тех пор, пока в 9 году эпохи Эикё (1437) буря для него не миновала. Мотиудзи вернулся во дворец при Окурагаяцу, чтобы выступить в качестве Кубосамы и продемонстрировать всем свое рвение при всем его не ахти каком авторитете, которым он пользовался. Самураи вернулись в свои дальние и близкие вотчины, в подпорченном настроении из-за слабоватого спора между господином и вассалом. А тут еще большое брожение в умах.

Мотиудзи приобрел полезный опыт. Начинался 10 год периода Эикё (1438). Его старшему сыну по имени Такао тогда исполнилось 16 лет. К всеобщему возмущению, принц Мотиудзи объявил о том, что ритуал гэмбуку переносится в Камакуру. Тем самым он нанес прямое оскорбление сёгуну Киото. С момента провозглашения поста канрё Канто старший сын и наследник Камакура-доно отправлялся в столицу, чтобы пройти этот обряд и получить имя от сёгуна союзного рода. В совете Норизанэ выступил с энергичным возражением. Он потребовал строгого следования правилу основателя рода принца Такаудзи. Мотиудзи не удержался от негодующего ответа. Какие претензии могли возникнуть у рода сёгуна на право проведения обряда? Местом для гэмбуку Мицуно-Ками Ёсиие служил зал предков. Разве сам Хатиман Таро не должен следовать этому же примеру? Здесь, в Камакуре, находился алтарь предков Цуругаока. Здесь и надо было выполнить обряд гэмбуку. С таким вот оправданием и ответом совета вестника отправили обратно в столицу. Мотиудзи провел всю необходимую подготовку к предстоящей церемонии. В том числе организовал покушение на Норизанэ под видом несчастного случая. Первую часть намеченной программы выполнили без сучка и задоринки. Мотиудзи лично как гарант обрезал мальчику волосы и присвоил ему имя Ёсихиса. Иероглиф Ёси он позаимствовал из имени Хатимана Таро.

Норизанэ выражает свой протест князю Мотиудзи

Вторая черта воплощения не имела; Норизанэ тоже не явился. Подозревая ловушку, он прикинулся больным и прислал вместо себя своего брата Киёкату. Когда Норизанэ встретил канрё в совете, он повел себя так, будто все это дело служило репетицией некоей шутовской выходки. «Извольте распорядиться, чтобы все следовали новому прецеденту. Отход в сторону на часть ступни может вырасти до расстояния в тысячу ри. Разрушать – не строить. Ведь разрушать легче. Настоящее бедствие может предстать перед чьими-то глазами. Давайте отправим в Киото послание с требованием действий и последуем созданному прецеденту».

С ненавистью Мотиудзи проследил, как его великий вассал покинул дворец. Иссики Наоканэ согласовал незамедлительные мероприятия. На церемонию в Камакуру собрались многочисленные соратники. Норизанэ держался в стороне от всего этого дела. Чтобы арестовать Сицудзи, решили ударить все сразу. Известие об этом в скором времени сообщили Яманоути. Пороть горячку Норизанэ совсем не собирался. Сначала следовало посоветоваться с родственниками и рото. Со слезами на глазах он произнес: «Кто-то пользы ради лезет из кожи вон; только вот ограничений для лукавства при этом не предусматривается, и он приносит только несчастья. Так люди говорят. В прошлые годы принято было недоверие к замечаниям со стороны Нюдо из Инукакэ. Канто ввергли в большое смущение, и глаза горя тому свидетели. Ничего с тех пор не переменилось. Позабыв о прошлых обидах, теперь снова кто-то изволит обращаться с Норизанэ как с врагом. Отбросив в сторону судьбу, дарованную Небесами, становится совершенно понятно то, что процветанию нашего рода должен наступить предел. Оставаясь в Камакуре, мы ничего не приобретаем». На тот же самый пятый день восьмого месяца (25 августа 1438 года) он покинул Яманоути и отправился к замку Хираи, в тот, что в Коцукэ. Иссики Наоканэ и Токинага, посланные с заданием привезти голову Сицудзи, нашли этот дворец пустым. Когда они докладывали о своем путешествии Мотиудзи, принц сразу же осознал важность безотлагательных действий. Услышав такие известия, Канто вспылил. Он почувствовал опасность, переданную образно, «как если бы кто-то наступил на хвост тигра или на острие меча». В Камакуре поднялся большой переполох. Никто ничего не мог понять, и все очень испугались. Чью сторону следовало принять в схватке между канрё и Сицудзи, которая теперь разворачивалась в открытом поле? На тринадцатый день (1 сентября) Мотиудзи с 3 тысячами воинов находился у монастыря Коандзи в Мусаси. Отсюда он обнародовал свои требования. В Киото хранили молчание. Юки Удзитомо, отец и сын Тиба, отец и сын Сатакэ, Кавагоэ, Хасунума, Кояма ответили более или менее уклончиво, но выставили 12 тысяч человек.