Книга Темная сторона города - Святослав Логинов

И возразить ему, как обычно, нечего.

Есть ужас, есть ужас-ужас, и есть статистика.

В начале ХХ века один из основоположников математической статистики, профессор Калязинского университета Павел Петрович Лось-Анджеевский заинтересовался совершенно невинной темой, а именно – традицией разыгрывать окружающих и распространять странные, а то и страшные слухи в День всех дураков, то есть первого апреля. Сбор и обработка данных по этому вопросу заняли несколько лет и были затруднены тем, что российский календарь в то время имел расхождение с европейским. Но результаты повергли профессора в такое изумление, что он не решился их опубликовать. Однако отчет о работе Лось-Анджеевский направил и в Академию наук, и в Министерство внутренних дел. Собратья-математики, видимо, сочли отчет калязинского профессора первоапрельской шуткой, во всяком случае, в архивах АН отчета Лось-Анджеевского не обнаружилось. А вот правоохранители его выкладками, похоже, заинтересовались. Но тут случилась мировая война, потом революция, потом гражданская… Короче, только в 20-х годах отчету был дан ход. Профессор, который в 1919-м угас от «испанки», усугубленной голодом, наверное, порадовался бы, что труд его не пропал втуне, напротив, его дело продолжают несколько видных ученых. Сначала потому, что с компетентными органами не поспоришь, потом – сами втянулись. Тем более что теперь календарь был приведен в соответствие с европейским и работа несколько упростилась.

Выводы совпали с тем, что были сделаны Лось-Анджеевским.

Первоапрельские слухи и сплетни имеют под собой реальную основу.

Небылицы, о которых сообщают первоапрельским дуракам, в значительном ряде случаев не являются таковыми.

Такая организация, как Бюро (первоначально Отдел) исправления статистических погрешностей, была создана с сугубо практическими целями, а именно – ради пресечения панических слухов среди мирного населения и борьбы с явлениями, эти слухи вызывающими. Только так – борьба и пресечение. И состав сотрудников был соответствующий.

Значительно позже, где-то в середине 50-х годов, назрела необходимость в академических исследованиях в этой сфере. Был сформирован НИИ по изучению «феномена 1 апреля», разумеется, закрытый, и работали там специалисты самых разных профилей. Они и определили, что по каким-то неведомым природным законам именно в конце марта – начале апреля (с колебаниями в несколько дней) происходит какая-то глобальная флуктуация реальности. Природу этой аномалии пытались объяснить резкими колебаниями магнитного поля Земли, взаимопроникновением параллельных миров, воздействием какого-то неизвестного излучения. В любом случае это вызывало к жизни странные существа и не менее странные явления, которых в нормальной реальности не существовало и не могло существовать. И – основоположники были чертовски правы – это действительно могло вызывать панические настроения и порой вызывало.

Нерыдайлов не застал НИИ в пору его расцвета, но успел там поработать до того, как прежняя структура порушилась. А она порушилась, как все в стране.

В начале 90-х институт закрыли, сотрудники расползлись кто куда, выживания ради. Однако с приходом нового тысячелетия в высоких инстанциях изволили обратить внимание, что за рубежом вовсю ведутся исследования в данной области, отчасти благодаря уехавшим за границу нашим специалистам и по нашим наработкам. А мы, как всегда, в хвосте общемировых тенденций. Отставание велено было устранить, нашлось и финансирование. Нет, институт не реанимировали, Бюро возобновило деятельность в новом формате. Как ни странно, основная проблема была не в деньгах и техническом оснащении. Большинство прежних специалистов было утеряно, а новых не успели обучить. Приходилось искать подходящих кандидатов – среди студентов, а то и попросту в Интернете.

Так в головной конторе вышли на Рода. Он умудрился провести примерно те же исследования, что Лось-Анджеевский сто лет назад, и писал в своем блоге на эту тему пространные рассуждения, которые никто не воспринимал всерьез. Кроме тех, кому надо. А Соня была журналисткой-фрилансершей, искала горячие материалы для статей и таким образом столкнулась с сотрудниками Бюро (в прямом смысле столкнулась, было дело на выезде).

Вернулся кое-кто из старых сотрудников – из тех, кто не эмигрировал, не спился и не ушел в бизнес. Таков был Нерыдайлов, который десять лет держался за место преподавателя гимназии с небольшой, но стабильной зарплатой, но, когда его позвали назад, повел себя как пресловутый боевой конь при звуках полковой трубы. И не только из-за зарплаты, которая, конечно, была всяко выше, чем в гимназии, но все же ниже, чем, например, у банковского клерка.

Больше местное отделение решено было не расширять, и как бы ни тосковал Нерыдайлов по прежним институтским временам, и ни завидовал ему Род, смысл в этом решении имелся. Методика сбора информации и слива дезинформации в новом тысячелетии значительно упростилась. И, как бы ни язвили старички насчет «троек», обычно на местах в штате хватало координатора, аналитика и оперативника. Если возникала необходимость в содействии полевых агентов, их вызывали из столицы. Все зависело от того, как проявит себя феномен. Год на год не приходится, а предсказать что-то конкретное пока никому не удавалось. Вот тут-то, сетовал Нерыдайлов, и сказывалось отсутствие в наши дни академических штудий. Практика, одна только практика. Фактически Бюро оказалось там же, где было в самом начале своей работы: трудилось ради выявления аномалий и предотвращения паники среди населения. Население же, совершенно не доверявшее официальным СМИ, даже если те случайно или по ошибке вещали чистую правду, склонно было верить всему, исходящему из других источников – от Мировой сети до исконного «одна бабка сказывала». Что создавало обширное поле для манипуляций общественным сознанием и могло привести как к спасению, так и к катастрофе.

В основном разработкой сюжетов новостей, которые предстояло вбрасывать в массы, занимались в столице. В сущности, это были просто заготовки, информационные болванки, каковые предстояло обточить на местах. Род, как правило, просчитывал, в каких «болванках» есть необходимость, а Соня, сохранившая связи в журналистских кругах, доводила инфу до тех «бабок», что сказывали то, что нужно. И все было бы прекрасно, если бы работа филиалов на местах сводилась только к дезинформации. К сожалению, это было не так. Иногда первоапрельские явления надо было изымать, иногда их не удавалось скрыть, а последствия приходилось разгребать весь год – от одного апреля до другого. Хотя, конечно, общественное сознание работает само по себе и странные события объясняет сперва кознями врагов народа, потом – американских шпионов, потом инопланетян, а нынче – бесовскими, но все же приемлемые для него версии событий приходилось вбрасывать.

Пока же, по мере приближения роковой даты, оставалось только отыскивать признаки флуктуации. И не пропустить, как в случае с чупакаброй. Все-таки труп нашли, когда снег уже сошел. Ну кто мог знать! В сельве чупакабру веками не могут не то что поймать – четко сфотографировать не удалось. Потому что существо это идеально приспособлено к тамошним условиям и великолепно мимикрирует, буквально сливается с местностью. А вот к нашим условиям чупакабра столь же идеально не приспособлена и, оказавшись в заснеженном русском лесу (а в Поволжье снег и в городах-то до середины апреля лежит, что уж про лес говорить), просто умерла от холода.