Книга Башни заката - Лиланд Экстон Модезитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, совершенно обессилев, Креслин возвращается в свое тело и… то ли проваливается в сон, то ли оказывается на грани смерти. Очнуться юноше удается лишь в сумерках, почти ночью, но стоит ему приподнять голову, как он, задыхаясь, падает на подушку.
«…Креслин…»
Он молча пожимает ей руку, стараясь избегать лишних движении.
Мегера смотрит на него широко раскрытыми глазами.
— С тобой все в порядке?
— Да. Вроде бы да, — отвечает он, потирая лоб и чувствуя, как болит шея.
— У меня тоже болит, — говорит Мегера.
Несколько мгновений Креслин молчит, а потом произносит:
— Спасибо. Без тебя… у меня… ничего бы не вышло.
В ответ она берет его за руку, и они лежат рядом в темноте, прислушиваясь к отдаленному завыванию высоких ветров, порождающих бури. И страшась грядущих смертей.
— Он что-то предпринял, — заявляет Белый маг с молодым лицом. — Я это ощутил.
— А кто не ощутил? — задумчиво отзывается Хартор. — Но вот что странно: не очень-то это было на него похоже. Тут чувствовалась некоторая… я бы сказал — деликатность, а не та грубая сила, какую он обычно использует.
— Однако сила была приложена колоссальная, достаточная, чтобы изменить направление постоянных воздушных течений.
— Не нравится мне все это, — говорит Хартор, потирая большим пальцем квадратную челюсть. — Мы имеем дело с чем-то большим, чем простое перемещение ветров.
— Ты прав. Но тебе это только на руку.
— Каким же образом? Разъясни, мой добрый Гайретис.
— Скажи, в чем главная трудность Креслина?
— Хватит говорить загадками, — отмахивается Хартор. — Скажи просто, что ты имеешь в виду.
— То, что он беден, — отвечает Гайретис, пожимая плечами. — Мы лишили его денег Корвейла, а на том, что могут прислать из Западного Оплота, ему не протянуть. Остров засушливый, и ждать долго Креслин просто не может.
— Прекрасно. Так он и не…
— Погоди. Лето в этом году жаркое, причем повсюду. Что случится, если дожди так и не выпадут ни в Монтгрене, ни в Кифриене, ни даже в Закатных Отрогах и на Крыше Мира, где, как я слышал, уже начали таять вечные снега?
— Хм… можно ожидать серьезных перемен.
— Вот именно. А чтобы оные перемены были для нас благоприятны, следует распустить (разумеется, тихонько) слух о том, что погоду испортили угнездившиеся на острове Черные изменники, которые хотят уморить голодом тысячи людей.
— Не можем же мы развесить таблички или разослать глашатаев, чтобы кричали об этом на каждом углу! — хмыкает Хартор.
— Нет, и не нужно. Слухи действеннее, и верят им охотнее.
— Ну что ж, — улыбается Хартор, — пожалуй, стоит под страшным секретом поведать кое-кому об истинных причинах засухи, и наказать этим людям никому о том не рассказывать.
Гайретис кивает.
Стоя на гребне холма, Креслин смотрит на север, озирая воды, плещущиеся за горловиной гавани.
Мегера стоит рядом. Оба одеты для физических упражнений: в штанах, сапогах и туниках без рукавов. Стоит жара.
Позади них вырастает каменное сооружение, которому предстоит стать конюшней, но теперь Креслин не прикасается ни к одному предназначенному для конюшни камню. Всю работу выполняют хаморианцы, в большинстве своем уже не считающие себя пленниками. Креслин утирает лоб, но спустя мгновение пот выступает снова.
— Мне кажется, я ощущаю… — говорит Мегера. Креслин кивает. Его чувства уже находятся на полпути к темным облакам, затянувшим северо-западный горизонт и плывущим к острову. Зеленая поверхность воды сразу за гаванью своей неподвижностью напоминает необъятную степь, но дальше, далеко на севере, над волнами уже вспениваются белые буруны, предвестники штормов.
До вершины холма доносится отдаленный, прозвучавший как шепот, но все же слышимый, раскат грома.
«…могучая буря… суженый…»
— Ты же была там со мной. Ничто другое не дало бы результата, — говорит Креслин. Немного помолчав, он добавляет: — Ну, если уж разбушуется чересчур, мы с Клеррисом попробуем отвести часть ветров в сторону.
— Только не спеши. Дай новым воздушным течениям сформироваться и устояться без лишнего вмешательства.
— И сколько на это уйдет времени?
— Две-три восьмидневки.
— Хорошо, — смеется он, — тем паче что у нас так долго стояла сушь, что какой бы дождь на нас ни пролился, лишним он не будет.
— Это как сказать. Возможно, ты еще пожалеешь о своих словах.
— Не исключено. Ладно, давай вернемся.
Повернувшись и не обращая внимания на звон стали о камень, они идут под палящим солнцем мимо недостроенной конюшни к отбрасывающим тень стенам своей резиденции, предвкушая приход бури, несущей с собой прохладу.
— Сюда! — уложив тяжелый камень на место, Креслин машет рукой Наррану. Вода стекает с его мокрых от дождя волос за шиворот.
Для укрепления ограды пришлось таскать новые, более крупные камни, поскольку заготовленные первоначально или оказались глубоко погребенными в замокшей глине, или же сползли с грязевым потоком так далеко вниз, что отыскать их, не говоря уж о том, чтобы вернуть на место, было решительно невозможно.
Нарран, скользя в грязи, подносит следующий камень и, уложив его на указанное Креслином место, снова бредет вверх по размытому склону. Направляясь туда же, Креслин переступает через отводную канаву, которую ему, Наррану и Перте пришлось выкопать, чтобы стену не подмыло снова.
Мимо Креслина, прижав по камню к каждому бедру, молча проходит Перта, отличающийся от жилистого Наррана весьма плотным телосложением. Его кожаная промасленная парка наполовину расстегнута, и ветер так и норовит сорвать ее с плеч.
Следом за Нарраном Креслин карабкается вверх по склону к каменному карьеру; сапоги его хлюпают в красноватой жиже, которая менее восьми дней назад была твердой глиной.
Подхватив два камня, увесистых, но все же поменьше тех, которые тащил Перта, Креслин несет их к стене и прилаживает на место.
Еще одна ходка, и ограда, которая не позволит дождям размыть поле, приведена в порядок.
— Все. Можно идти.
Нарран посматривает то на Креслина, то на серые дождевые облака, но юноша, не обращая внимания на его взгляд, ступает на тропу, что петляя ведет вниз, к цитадели. Дождь частит по его коротким волосам, струйки воды затекают под куртку и тунику, однако Креслин слишком устал, чтобы отклонять струи.
— Ну, у тебя и вид, словно из болота вылез, — говорит Хайел, когда Креслин появляется в цитадели. — Неужто ты сам чинил ограду?