Книга Чужестранец - Алексей Семенов

— Что ж, начинайте, — разрешил Свенельд. Воины расступились, образовав круг саженей в пять шириною. Етон, намахавшись, видать, уже мечом, и помня о неудачном для него исходе ночного происшествия, решил теперь подождать, пока мякша нападет первым. А Мирко тоже не стал слишком торопиться: вынул нож да и стал посолонь обходить Етона. А тот, не понимая, что удумал мякша, сам того не замечая, глупо топтался посреди круга. А Мирко и не думал пока ничего, просто хотел выставить противника на посмешище. Воины быстро уразумели, какая идет игра, и втихую посмеивались. Один из молодых не выдержал наконец и крикнул громко:

— Етон! А ты дождись, покуда он ходить устанет да свалится, а после уж и бей, чтоб наверняка! К завтрашнему вечеру и управишься!

Раздался хохот воинов, тут же пресеченный строгим взглядом воеводы. Однако ни Етон, ни Мирко взгляда этого уже не приметили, потому как Етон, вконец озлившись, не выдержал и, взмахнув мечом, бросился на мякшу, сам не сознавая, куда и как хочет нанести удар. Того Мирко и надо было. Он одним шагом в сторону ушел от его взмаха и тут же ударил резко стопой по колену ноги, на которую опирался противник. Тот всплеснул руками и, потеряв опору, тяжело плюхнулся на землю. Меч выскользнул из его руки и, проелозив сажени две, остановился. Дотянуться до него Етон уже при всем желании не мог. К тому же он, видно, сильно ударился животом и челюстью. К чести его, он тотчас попытался перекатиться вправо и вскочить, но не тут-то было: Мирко уже придавил коленом его спину — как раз посредине, да так, что Етон остался лежать распластанным на земле, не имея возможности дернуться ни вправо, ни влево. А короткий, но острый нож мякши уже упирался в тонкую — Етон только сейчас почувствовал, сколь она тонка и нежна — кожу шеи. Спутники его рванулись было защитить хозяина, да Свенельдовы люди их остановили. Послышались одобрительные возгласы гостей-купцов на чужом, резком, как карканье вороны, языке.

Мирко, однако, не спешил убивать. Противник вызывал у него брезгливость — незнакомое доселе чувство, но был еще и расчет: убьешь — воевода не похвалит, если не хуже, а не убьешь — от Етона потом хорошего не жди: ужом вывернется, выскользнет, да гадюкой и обернется. Продолжая удерживать мужика на земле с ножом у шеи, Мирко вопросительно поглядел на Свенельда. Воевода смотрел угрюмо: исход дела не понравился ему как раз тем, что мякша не порешил Етона сразу.

— Видно, что не воин, — зло сказал Свенельд. — Чего ждешь? Повалил, так добивай уж.

— А отпустишь меня, коли я его добью? — несколько сдавленно спросил Мирко — Етон был все же здоров и силен, и держать его под собой, даже умеючи, было непросто. Последнего вопроса задавать явно не следовало.

Свенельд и вовсе помрачнел, лицо его стало каменным:

— И убьешь — не отпущу, и не убьешь — несдобровать тебе. Ладно: его, — воевода указал на распростертого Етона, — пусти, будет место свое знать. И нож брось: под замком посидишь, там решим, что с тобой делать. Ведите его, — наказал он воинам. — Да глаз не спускайте. Знаю я этих мякшей.

К Мирко приблизился самый старый из воинов — в бороде его уже проглядывала седина, а клок волос, который и Свенельд, и все люди его оставляли на темени, зачесывая налево, стал совсем пегий. В глазах его не было ни злости, ни измывательства, ни торжества, но и сочувствия тоже ни капли.

— Вставай, — проговорил он мякше, еще сильнее, чем Свенельд, цыркая на согласных. — Нож здесь оставь. Не бойся, до поры не тронем. Собаку твою я около избы, где тебя запрут, привяжу. Меня пес не тронет. Пошли.

Свенельд стоял и молча наблюдал. Мирко ничего не оставалось, как подняться, озираясь волком, и идти туда, куда повели: вправо от средней улицы, к крепко построенному темному и давно не пользуемому овину. Обернувшись напоследок, он увидел, как тяжело, мед ленно поднимается на ноги Етон, как, даже не взглянув на него, развернулся и пошел к кораблю Свенельд, как рвался с привязи и скорбно выл Пори, как грустно, чуть не плача, глядел вслед Белый. Еще он успел заметить, что немцы сбились в кружок и о чем-то по-своему неторопливо толковали. Потом Мирко подтолкнули мечом в спину — не старший, воин помоложе, — чтобы поторапливался. По пути им встретилась молодая еще женщина с исцарапанным ногтями в кровь лицом. Ее вели под руки две другие, пожилые уже. Лицо молодки было пепельно-серым, глаза потухшими и заплаканными, черты заострились — она будто маску надела, ровно на масленицу, да только не развеселую, а будто смертную, нечеловеческую вовсе. Обратив взгляд свой на Мирко, она мгновение смотрела, не понимая, потом указала на него рукой, глаза ее зажглись дико, и она упала без сил. Провожатые едва успели подхватить ее под руки.

— То жена Алвада, которого ты поутру убил, — безучастно пояснил старший. — Хорошая женщина.

Мирко проводил взглядом женщин, а потом молвил тихо:

— Может, и добра, да муж лиходей.

— Может, и так, — отвечал старший. — Только об этом с воеводой разговаривать будешь.

Подошли к сараю, отперли дверь. Внутри было сухо, только пахло затхлостью — сарай, видно, долго не открывали. На пол была брошена солома, тоже, видать, прошлогодняя.

— Посиди пока, — велел старший. — Сейчас пса твоего приведу, а потом соломы посвежее принесем и воды. Драться не вздумай. А так, может, еще живым выйдешь. Свенельд мякшей давно не жалует.

— А я и не думаю, — отвечал Мирко, усаживаясь на солому, ему даже рук не связали: воевода не наказал.

— Вот и ладно, — отвечал мужик.

Дверь за воинами захлопнулась, лязгнул засов. Мирко оказался один в темноте, только сквозь щелки в двери сочилось каплями тусклое солнце.

На всякий случай он осмотрел сарай, даже доски на прочность попробовал. Но делать было нечего: сарай, хоть и старый, был еще достаточно крепок, чтобы не развалиться от одного тычка, Земля здесь, конечно, была мягкая, но Мирко плохо представлял себе, как стоит сарай к другим постройкам, да и без лопаты или хотя бы ножа рытье могло занять немало времени. Ясно было, что просто так держать здесь его Свенельд не будет: или убьет, или поспешит отправить куда подальше. Понятия о том, что из мякши получится вовсе негодный раб, у воеводы, должно быть, хватало, а кормить пленника задарма толку не было.

Снаружи было тихо — никаких посторонних звуков, кроме обычных скрипов, шелестов, невнятных голосов издали и собачьего лая. Через некоторое время послышался шорох шагов.

— Эй, мякша. — Это был старший. — Пса твоего я здесь привяжу, у дверей. К тебе не пущу. — Лязгнул замок, дверь отворилась, Мирко услышал, как Пори взвизгивает и рвется к хозяину, как ремень, которым привязали пса, дергается, натягиваясь. Старший вошел, внес кожаное ведерко, наполненное светлой водой. — И вот еще. — Он вынул из-за пазухи ломоть хлеба и завернутое в тряпку сало.

— Благодарствуй. — Мирко поклонился воину как старшему, сохраняя достоинство свободного человека.

— Драться ты горазд, — без всякого, казалось, чувства ответил Свенельдов человек, глянув на Мирко светлыми, выцветшими глазами. — Сиди покуда смирно. Думаю, у Свенельда до тебя дела нет. Так что скоро восвояси пойдешь. Сиди пока. Сена сейчас принесут.