Книга Тьма над Лиосаном - Челси Куинн Ярбро

Пентакоста гордо вскинула голову. Тщетный жест, ибо никто на нее не смотрел.

— Я жена герефы этого поселения и никому тут не подчиняюсь. А вы в связи с этим обязаны меня почитать.

— Но, кажется, вы сказали, что вас ждет вдовство, — заметил Сент-Герман. Он достал с полки аптекарские весы и снова склонился над минералами. — Если все обстоит именно так, вам надо бы поскорее заручиться покровительством Ранегунды. Как я понимаю, после смерти вашего мужа власть его уже окончательно перейдет в ее руки.

— Она не осмелится меня в чем-либо ущемить, — с пылом парировала Пентакоста. — А если осмелится, я буду жаловаться. Маргерефе или самому королю.

— И что же? Согласно здешним обычаям, вам после смерти вашего отринувшего все мирское супруга следует по его стопам постричься в монахини. Если вы этого не сделаете, никто с вами считаться не станет. — Он наконец соизволил взглянуть на нее: — Вы уже не сможете говорить с ней как с равной, высокородная дама.

— Я? Да она много ниже меня! — высокомерно произнесла Пентакоста. — Ее отец был ничтожеством, а мой отец — герцог Пол и правит Лютичем, в Лоррарии.

— Доблестный человек, хотя и несколько… своенравный, — заметил Сент-Герман. И добавил: — Если верить тому, что о нем говорят.

— Если верить?! — Пентакоста пришла в ярость. — А вам можно верить? Тому, например, что вы и в самом деле граф, каковым себя называете?

— Но это мой титул, — с неизменной невозмутимостью произнес Сент-Герман. — Не самый высокий из тех, что имеются в моей родословной, но она никаким краем не соотносится с той затруднительной ситуацией, в какую вы так и норовите поставить себя. Прошу вас, пока не поздно и ради всего, что вам дорого, оставьте Ранегунду в покое. И оставьте в покое меня. Время моего пребывания здесь истекает, и я не хочу расходовать его зря.

— Зря? — Словно разъяренная кошка, она прыгнула на него. — Как вы смеете? Зря?!

Сент-Герман позволил ударить себя только раз, а потом ухватил ее за руки и с поразительной легкостью вздернул их к потолку.

— Этого достаточно, высокородная госпожа.

Она извивалась, пытаясь вывернуться из тисков.

— Негодяй! Как ты смеешь?!

— Смею, знаете ли, — произнес он спокойно. — Я не желаю больше сносить ваши выходки, высокородная госпожа. Извольте вести себя как подобает. Не позоря своего звания и не унижая меня.

— Вы должны стать моим, — выкрикнула Пентакоста и замерла, потрясенная его силой.

— Нет, — не опуская рук, коротко бросил Сент-Герман.

— Нет? — В ее взгляде блеснуло недоумение. — Но почему? Ведь ткань должна…

— Эта ткань — всего лишь шерсть, высокородная дама. В ней нет ничего, что могло бы заставить меня сделаться вашим рабом. Будьте также уверены, что ничего не значат и талисманы, оставляемые вами в прибрежной пещере. — Он отпустил ее, но на пару шагов отступил. — У вас есть двое поклонников, готовых на все ради вас. Удовлетворитесь своей властью над ними.

Ее короткий смешок был презрительным:

— Удовлетвориться ими? Ну нет! Как я могу? Они слишком ничтожны!

— Потому что пресмыкаются перед вами? — спросил Сент-Герман и сам же ответил: — Конечно. И на меня вы смотрели бы с тем же презрением, примись я вам угождать. Но, к счастью, этого не случится. Вы вовсе не то, чего я ищу. — Он помолчал, следя, как она оправляет одежду, потом почти дружелюбно сказал: — Вы напрасно отвергаете их, Пентакоста. И Беренгар, и маргерефа Элрих очень достойные кавалеры. И отдадут за вашу руку все, чем владеют, когда вы сделаетесь вдовой. Обдумайте лучше, кто вам милее, пока удача не отвернулась от вас.

— Но почему я должна думать о них? — капризно протянула она и наморщила носик.

— Да потому, что положение вдов, особенно в этих краях, весьма незавидно.

— Ну, я здесь не задержусь. — В голосе Пентакосты слышалась уверенность человека, спокойного за свое будущее. — Я уеду отсюда. Во Франконию, или в Италию, или куда-то еще. Я тут не останусь.

— Вы останетесь там, где король Оттон или ваш батюшка прикажут вам проживать, — мягко возразил он, пытаясь вернуть ее из страны грез на землю.

— В таком случае я уеду туда, куда им будет угодно. Они не бросят меня в этой дыре! — Она засмеялась, окрыленная новыми перспективами. — Король вполне может взять меня ко двору. Маргерефа Элрих выхлопочет мне его благосклонность.

— Вы и вправду верите в то, о чем говорите? — поинтересовался с удивлением Сент-Герман, спрашивая себя, откуда в таком злобном и взбалмошном существе столько почти детской наивности.

— А вас он убьет, — вместо ответа произнесла с мечтательным видом Пентакоста.

— То, какую участь вы намерены мне уготовить, меня мало волнует, — сказал Сент-Герман. — Но к Ранегунде больше не подбирайтесь. Вы всыпали аконит в ее кружку, вы приправляли ее пищу сурьмой, вы, наконец, подрезали ее седельный ремень и подпругу. Все эти козни должны незамедлительно прекратиться, ибо я начеку и оберегаю ее.

В глазах красавицы вновь вспыхнул гнев.

— Оберегаете? — вскричала она. — Да почему же? Она хромая, рябая и вдобавок к тому — перестарок!

— Я гораздо старше ее, — откликнулся Сент-Герман.

Пентакоста отпрыгнула от него, ее голос взвинтился до визга:

— Я презираю тебя, ненавижу тебя! Ты омерзителен! Ты мне противен!

— В таком случае оставьте меня и возрадуйтесь, — отрубил Сент-Герман, уже начиная сердиться. — Иначе…

Он не договорил, но Пентакоста, похоже, все поняла и шарахнулась к двери. Там она замерла, вся дрожа, потом взяла себя в руки и гордо вздернула подбородок.

— Не тебе указывать мне, как поступать. Ты здесь не герефа. Ты станешь делать все, что я велю, или будешь изгнан отсюда. — Ее ноздри хищно затрепетали. — И тебя выпотрошат в лесу, как злосчастных бандитов.

«Меня уже потрошили», — хотел сказать он, но сдержался и произнес с напряжением:

— Уходи.

Выскочив на площадку, Пентакоста громко хлопнула дверью и, вся кипя, побежала наверх. В швейной за меньшим станком сидела Осита. Она что-то напевала, но почтительно встала, завидев свою госпожу. Пентакоста молча отпихнула ее, подскочила к большому станку и принялась яростно рвать черную паутину заряженной в него пряжи.

— Госпожа! — вскричала Осита, пытаясь оттащить ее от станка. — Что вы делаете? Не надо!

Пентакоста с силой толкнула деревенскую дуру и для верности поддала ей коленом. Та грохнулась на пол, послышался отвратительный треск. Пентакоста расхохоталась, продолжая сноровисто рвать пряжу, потом маленьким челноком принялась протыкать готовую ткань, с ошеломляющей скоростью приводя ее в абсолютнейшую негодность. Она задыхалась, рыдала, смеялась… Она пыталась воззвать к старым богам, но находила внутри себя лишь пустоту, в которой звенела неутолимая ярость.