Книга Десятый самозванец - Евгений Шалашов

— Ничо, — невозмутимо ответил Тимофей. — У пана Мехловского, так у того кравчий свой род от Юлия Цезаря числит. А Романовы, так те всего лишь от Андрея Кобылы, что Ивану Калите служил. Ну а Калита-то, он ведь внуком Александра Ярославовича был, который ниже своего брата Андрея сидел. Ну а от Андрея Ярославовича и мы, Шуйские, свой род ведем. Так что не зазорно мне от боярина Романова ковш с медом принять.

Никита Иванович едва сдержался, чтобы не треснуть этим ковшом по наглой морде. Однако сдержался, а после бережно передал серебряную посудину из рук в руки самозванцу.

Тимофей, с трудом удерживая ковшичек, с наслаждением сделал маленький глоток.

— Эх, хорошо! — выдохнул он, отставляя медовуху.

— Ну а чего так мало-то? — спросил боярин, от удивления забыв про свой гнев. — Пей себе.

— Хватит, — твердо ответствовал Акундинов. — Вкусный мед-то. Я ведь его, почитай, почти десять лет не пивал.

— Ну так кто и мешал? — ухмыльнулся Романов. — Чего и бегать-то было?

— Думал, что мои братья-государи помогут престол возвернуть.

— Тьфу ты, — плюнул в сердцах боярин. — Чего же ты, дурак, добиваешься-то? Я ведь могу тебя и медом поить, а могу и на дыбу отправить. Для этого мне достаточно дьяка свистнуть.

— Неделю меня на дыбе держат да плетью охаживают, а толку-то? Все одно от отца своего законного да от престола царского не отрекусь.

— А зря, — серьезно сказал Никита Романов, пристально посмотрев в глаза самозванца. — Не отречешься ты от глупости-то своей, так колесуют тебя али четвертуют. Можно ведь еще и на кол посадить.

— Ну а коли отрекусь, так и помилуете? — улыбнулся Тимофей. — Смешные слова ты мне, дьяк, говоришь.

— Ну, помиловать-то, положим, не помилуем. Сам понимаешь, вора, что себя за государя выдавал, никак не милуют. Но ведь и наказание же разным бывает. А хочешь, я перед государем похлопочу, чтобы он тебе жизнь оставил?

— И сидеть мне потом в тюрьме где-нибудь али в монастыре в каком — Кирилло-Белозерском там, Ферапонтовом?

— Да ну, — вскинул боярин брови. — Белое озеро слишком близко. Уж коли монастырь — так в Тобольске где-нибудь али на Соловках. И не келью, конечно же, а темницу монастырскую. Зато, — назидательно поднял палец родич государев, — жив будешь! А жизнь, Тимошка, она в любом облике хороша! Посидишь так годков с десяточек, а там, глядишь, тебя и помилуют. А тебе только и делов, что сказать при дьяке да при писаре: «Я, мол, Акундинов Тимошка, приказной беглый. Из Москвы утек, потому что жену погубил по дурости да по пьянке да из казны деньги покрал. А то, что сыном государя покойного назвался, — так это меня бес попутал!» А государь наш, он добрый. Могу на кресте тебе поклясться, что Алексей Михайлыч тебе жизнь оставит.

— Неужто же родич твой, царь наш, меня так боится?

— Ну, бояться-то он, положим, не боится, — ответил боярин Романов. — Просто не хочет он, чтобы другим ворам пример был. А от самозванцев-то на Руси, ой, сколько вреда! Ведь самозванец-то — он как хоругвь, под которую все обиженные да недовольные собираются.

— Боярин Никита, — неспешно сказал Тимофей, подбирая слова, — ты, говорят, книжник превеликий. Я, когда в Вологде-то еще жил, у старого князя грамоте учился. Так он о героях да о мудрецах мне любил рассказывать. Не помню, как того мудреца звали, что в Элладе пребывал. Помню только, что к смерти его приговорили. Ну а потом, когда он в узилище сидел, пришли к нему ученики да сказали: «Учитель, стража подкуплена, да корабль тебя ждет. Мы, мол, тебя на руках вынесем». — Знаешь, что мудрец сей сказал?

— Знаю, — кивнул князь. — Мудреца того Сократом звали. Так вот сказал он, что всю жизнь учил людей и за науку свою к смерти приговорен. И коли сбежит он сейчас, то сам же свое учение и предаст.

— Вот-вот, — сказал Тимофей, уставя глаза вверх, в промороженный кирпичный свод темницы.

— Ну а помнишь, что Сократ сей предлагал всех детей у родителей отнимать, чтобы их государство на воспитание брало? Кто же из отцов-матерей свое дите неизвестно в какие руки отдаст?

Романов не стал говорить, что не все же такие родители навроде самого Акундинова, который спихнул робетенка на чужого дядю да и забыл о нем…

— А это правильно, — поддержал между тем идеи Сократа Тимофей. — Надо, чтобы все люди равные возможности имели. Твой-то сын, небось, на золоте-серебре ест да уже к боярской шапке примеривается? А все почему? Потому что в семье боярина вырос. А может, сын сапожника или пирожника умнее да тороватее будет?

— Может, и будет, — спокойно отвечал боярин. — Но сын боярский сыном боярским и останется, а сын крестьянский — сыном крестьянина. И Господом так заповедано, чтобы кому среди крестьян рождаться, а кому — в хоромах царских. А если башка на плечах да ум в той башке есть, то любой может в люди выбиться. Вон, дьяк-то, что допросы ведет, из торговых людей будет.

— Кто-то своим горбом добиваться должен, а кому-то все на блюдечке принесут. И где же тогда справедливость-то Божественная?

— Ну а кто ты таков, чтобы судить о справедливости-то? Да и я не поп, чтобы все это растолковывать. По мне — порядок во всем быть должен.

— Ну и хорош ли тот порядок? — усмехнулся самозванец. — В Думе дураки сидят. В уездах воеводы — вор на воре сидит да вором погоняет. А в войсках? Пока один дурак спорит с другим, кто знатнее, колотят русских и в хвост и в гриву.

— А ты, стало быть, хороший? — подошел к Тимофею боярин Романов и посмотрел на него сверху вниз: — А кто же тогда столько покойников-то за собой оставил? Не ты? Жену свою — не ты убил? А по дороге, когда в Польшу шли, сколько убил? Конюхов твой шестерых за тобой насчитал, так не про всех же и знает… Чего ради? Прежде чем других-то поучать, сам по совести жить попробуй.

— «Цель оправдывает средства», — процитировал Акундинов и пояснил: — У меня ведь, как у царского сына, мерки другие.

— Да какой ты к е… матери сын царя! — вспылил-таки боярин, резко соскакивая с места. — Ты — самозванец… Вон у дьяка-то бумаг целая корзина исписана. Уж там кого только не допросили — и мать твою, и соседей вологодских, и приказных, кто с тобой служил. Все там про тебя прописано: когда родился да где крестился… когда женился… Да отписок посольских сколько! Собрать — так житие получится. Только не святого, а самозванца… Один Конюхов твой на две кипы бумаг нарассказывал — и про Италию, и про Сечь Запорожскую. И про то, как ты с князем Рокоци союз против Польши заключал, и про то, как в Швецию ездил, а потом с императором встречался… Все твои предательства обсказаны! А ведь всех, кто знал тебя, на дыбе пытали.

— Ну, на дыбе-то чего только не расскажут, — кротко сказал Тимофей. — Тебя, боярин, на дыбу подвешать, так и ты расскажешь то, что было и чего не было. А я — как был государь законный, то так им и умру.

— Ну, мать твою в… — витиевато выматюгался книжник и родич царский. — Ну, либо у тебя с башкой что-то не так, либо упрям ты сверх меры.