Книга Сверхдержава - Андрей Плеханов

— Да, Крюгер..

— Так вот, слушай меня, дорогой мой однополчанин. Задача наша очень проста. Нужно продержаться двадцать минут. Всего лишь двадцать минут. За это время наши друзья достигнут определенной точки под землей, за которой они смогут чувствовать себя в безопасности. После этого сможем уйти и мы.

— А это трудно — продержаться двадцать минут?

— Увидим, Краев… Увидим…

Николай посмотрел в окно. И увидел черную круглую дыру — ствол пушки, смотрящий прямо ему в лоб. Инопланетяне в зеленых скафандрах и круглых черных шлемах короткими перебежками передвигались к дому и снова шлепались на землю.

— Это называется прямая наводка, — сообщил Крюгер. — Очень неприятная штука.

Темные тучи собирались на небе, погромыхивали, потрескивали предвестниками молний и роняли вниз большие капли теплых слез..

Начиналась летняя гроза.

Глава 9

РУИНЫ

— Постригите его, — бросил через плечо генерал Домогайко. — Это ж надо — всего несколько дней провел во врекаре и уже успел сделать чумную прическу! Небось и наркотиков там попробовал!

Пожилой человек с седой бородкой-эспаньолкой надел на Краева синюю накидку из платной ткани, обернул вокруг шеи широкую ленту — чтобы волосы не сыпались на одежду — и принялся за дело. Состриг зелено-фиолетовый гребень ножницами, а потом подровнял волосы машинкой. Обмакнул ватку в какой-то химический состав и смыл с кожи рисунок — зеленых драконов.

Все это заняло пять минут. Последнее воспоминание о чумной зоне, которое Краев смог унести с собой, исчезло.

Краев сидел молча — пальцем не пошевельнул. Да и что он мог сделать сейчас? Отсопротивлялся свое. Хорошо, хоть жив остался. Надолго ли?

Боль в голове мучительно стреляла разрывными пулями. Канонада до сих пор еще не заглохла в его ушах. Краев болезненно сморщился, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из последнего боя. Окно, еще окно… Очередь из автомата — и бегом дальше. Не стоять на месте! Звон стекол, пули, впивающиеся за спиной в стены. Спина Крюгера, прыгающая впереди. Взрыв, летящие в лицо черные и красные ошметки. Ошметки чего? Кого? Крюгера? И полная тишина — когда Краев лежал, распластанный на полу, дико кричал, извиваясь от боли и не слыша собственного крика.

Спасительная темнота.

— Крюгер жив? — спросил Краев еле слышно.

— Крюгер? — Домогайко сделал последнюю затяжку, выкинул папиросу в окно и повернулся к Краеву. — Какой Крюгер?

— Со мной был Крюгер. Вы взяли его тоже?

— Мы взяли только вас. Остальное нас не интересовало. Там были сплошные руины. Живых там не было.

— А трупы? Может быть, там было еще одно тело?…

— Знаете что? — Домогайко резко повернулся к Краеву. — Я бы вас расстрелял. Расстрелял бы с удовольствием — и прямо сейчас. Может быть, какой-нибудь садист-гестаповец долго мучил бы вас за то, что вы натворили, загонял бы вам иголки под ногти, бил железным прутом или медленно зажимал вашу мошонку в тисках. А можно было бы сделать проще — вытащить вас за шиворот на улицу и отдать банде озверевших недоумков, одной из тех, что беснуются сейчас в нашем городе по вашей милости. Но я — российский офицер, и понятия чести для меня — не пустой звук. Я не стал бы мучить вас и не позволил бы никому делать это. Я просто вывел бы вас во двор, прочитал бы приговор и пустил пулю вам в голову. Мне было бы вполне достаточно этого, чтобы спать с чистой совестью и не мучиться, что отпустил безнаказанным такого подонка, как вы.

— Почему же вы не расстреляете меня? Ну, давайте, господин честный офицер!

Домогайко сделал несколько шагов вперед, попытался схватить Краева за грудки, но его крепкие прокуренные пальцы зацепили только парикмахерскую накидку. Он яростно дернул накидку вбок, пытаясь сорвать ее. Ткань затрещала, но выдержала, зато Краев рухнул на пол вместе со стулом, закричал от боли — в руке его что-то хрустнуло. Домогайко закрыл глаза, со свистом выпустил воздух из ноздрей, гася бурлящую в нем ярость.

— Вы свободны, — сказал он парикмахеру. — Извините. Сорвался. Сами понимаете…

— Понимаю, Глеб Алексеевич, — произнес старичок. — Я бы и сам его пришиб, контру такую… Раньше с подобными не церемонились. — Парикмахер глядел на Краева, корчившегося на полу, так, словно хотел пнуть его ногой или хотя бы плюнуть ему в лицо.

— Ладно. Идите.

Парикмахер повернулся, четко щелкнув каблуками, и покинул комнату.

— Не понимаю я этого… — Домогайко прикуривал беломорину, и руки его едва заметно дрожали. — Не понимаю, как можно так поступать. Как можно столько делать для страны, поднимать страну из пепла, выращивать ее бережно и нежно и в то же время защищать какую-то гадину, какую-то интеллигентную соплю, которая готова продать свою родину, да что там продать — убить родину во имя каких-то мифических демократических идеалов! Почему он так делает? Почему он не разрешает мне расстрелять вас? Неужели он не понимает, что такие, как вы, краевы и бессоновы, способны развалить все, что угодно!

— Это вы про Давилу? — прохрипел Краев. — Про Жукова?

— Про Жукова? — Брови Домогайко удивленно поднялись. — Да нет, господин Краев. Жуков тут ни при чем. Я говорю о президенте. О Петре Ивановиче Волкове.

— Волков? — Краев барахтался в накидке, пытался сесть на полу. Он не верил своим ушам. — Так это он? А как же Давила?

— Послушайте, Краев! — Домогайко наклонился, дохнул на Николая крепким табачным дымом. — У вас здесь, в этой стране, — могущественные покровители! Вы не находите, что это нечестно, в конце концов? Это моя сфера — безопасность в стране. Господин Жуков, которого вы называете Давилой, давно поднялся в заоблачные выси и не занимается такой мелочевкой — обеспечением безопасности в стране, где уже несколько лет нет преступности. О господине президенте я уж и не говорю — до статуса архангела ему осталось всего несколько шагов. Но зачем они лезут в мои дела, а, Краев? Это моя грязная работа — прикрывать их тылы, чтобы они могли позволить себе не задумываться о существовании такого отребья, как повстанцы, нелегальные эмигранты и отдельные чумники, бесящиеся с жиру. Я не хотел пускать вас снова в эту страну, но Жуков сказал: «Пусти его. Он хороший, он просто играет в конспирацию». Я хотел вакцинировать вас в общем порядке, но Илья Георгиевич сказал: «Не трогай Колю, он чувствительный. Я сделаю ему прививку сам». Вы украли документы у киборга, убитого эмигрантами, и проникли во временный карантин. Глупейший поступок, Краев! Вам повезло, что вас не убили там. Чумники — абсолютные ксенофобы, они не переносят чужих…

— Неправда! Чумники — лучшее из того, что есть в России!

— Помолчите! — Домогайко махнул рукой. — Если я захочу услышать ваше мнение, я извещу вас. Вас нашли в зоне и вытащили оттуда. К этому моменту — все было ясно — вы странный непредсказуемый тип, закоренелый эгоист, параноик и даже, возможно, иностранный агент. Что сказал милейший Илья Георгиевич? «Ну-да, запутался Коля Краев, — сказал ваш старый друг. — Может быть, я был не прав, что выгораживал его. Но учтите его заслуги перед Отечеством! Отпустим его спокойно. Не надо его наказывать. Пусть едет в свою Германию».