Книга Песнь крови - Энтони Райан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комната в башне, которую Ваэлин столько лет делил со своими друзьями, теперь была занята новой группой учеников, так что им пришлось разместиться вместе с полком. Ваэлин нашел своих братьев сгрудившимися у огня. Они потчевали Френтиса рассказами про Мартише.
– …И пронзил двух людей за раз! – говорил Дентос. – Одной-единственной стрелой, клянусь! Отродясь не видел ничего подобного.
Ваэлин уселся рядом с Френтисом. Меченый, который лежал, свернувшись клубком у его ног, встал, подошел и ткнулся мордой в ладонь, чтобы его погладили. Ваэлин почесал его за ухом и осознал, что ужасно скучал по своему псу, но ничуть не жалел, что оставил его в ордене. Мартише стал бы для него отличной игровой площадкой, но Ваэлин считал, что его пес и без того отведал достаточно человеческой крови.
– Аспект благодарит нас за службу, – сказал он товарищам, протягивая руки к огню. – И приказывает ни с кем не говорить о письмах, которые мы нашли.
– О каких письмах? – тут же спросил Френтис. Баркус швырнул в него недоеденной куриной ногой.
– А куда нас теперь, он не сказал? – спросил Дентос, передавая Ваэлину кубок с вином.
Ваэлин покачал головой.
– Я завтра сопровождаю его во дворец.
Норта фыркнул и глотнул вина.
– Не нужно Тьмы, чтобы увидеть, что нас ждет в будущем.
Он говорил громко и невнятно, подбородок у него был выпачкан пролитым вином.
– Вперед, на Кумбраэль!
Он поднялся на ноги и воздел кубок.
– Прежде лес, теперь – весь фьеф! Мы им всем принесем Веру, этим ублюдкам-отрицателям. Хотят они того или нет!
– Норта…
Каэнис потянулся было, чтобы усадить товарища, но Норта стряхнул его руку.
– Ну, мы ведь до сих пор перебили слишком мало кумбраэльцев, а? Один я прикончил не меньше десятка в этом проклятом лесу! А как насчет тебя, брат? – он качнулся в сторону Каэниса. – Ручаюсь, ты меня обошел! Как минимум вдвое больше, верно?
Он развернулся в сторону Френтиса:
– Жаль, тебя там не было, малый. Мы т-так купались в крови – твоему приятелю Одноглазому и не снилось!
Лицо у Френтиса помрачнело, он напрягся, и Ваэлин стиснул его плечо.
– Выпей еще вина, брат, – сказал он Норте. – Это поможет тебе уснуть.
– Уснуть? – Норта плюхнулся на землю. – Да, мне этого сильно недоставало в последнее время…
Он протянул кубок Каэнису, чтобы тот налил еще вина, и угрюмо уставился в огонь.
Некоторое время они сидели в неловком молчании, и Ваэлин был рад, когда один из солдат у соседнего костра их отвлек. Он где-то раздобыл мандолину – вероятно, забрал у убитого кумбраэльца там, в лесу, – и теперь довольно умело заиграл на ней мелодичный, но печальный напев. Весь лагерь умолк, прислушиваясь. Вскоре вокруг столпились слушатели, и музыкант запел песню, в которой Ваэлин признал «Плач воина»:
Песня воина скорбна,
Быстро кончится она,
Песнь потерянных друзей,
Поражений и смертей…
Когда он допел, люди громко захлопали, требуя еще песен. Ваэлин подошел поближе к небольшой толпе. Музыкант был узколицый человек лет двадцати. Ваэлин признал в нем одного из тех тридцати избранных, что принимали участие в последней битве в лесу. Шов на лбу свидетельствовал о том, что он тоже не сидел сложа руки. Ваэлин попытался припомнить его имя, но со стыдом осознал, что не потрудился заучить имена людей, которых они натаскивали. Возможно, он, как и король, не рассчитывал, что кто-то из них выживет.
– Ты хорошо играешь, – сказал он.
Солдат нервно улыбнулся. Люди так и не избавились от страха перед Ваэлином, и мало кто решался заговаривать с ним – большинство избегали встречаться с ним взглядом.
– Я когда-то учился на менестреля, брат, – сказал солдат. Выговор у него был не такой, как у его товарищей: он отчетливо произносил слова, и интонации были почти как у образованного.
– А как же ты в солдаты-то угодил?
Тот пожал плечами:
– Ну, у моего наставника была дочка…
Столпившиеся вокруг солдаты понимающе загоготали.
– Ну, как бы то ни было, учил он тебя неплохо, – сказал Ваэлин. – Как тебя зовут?
– Джанрил, брат, Джанрил Норин.
Ваэлин заметил в толпе сержанта Крельника.
– Вина этим людям, сержант! Брат Френтис отведет вас в кладовые, к мастеру Греалину. Скажите ему, что я все оплачу, и пусть он даст вам хорошего.
Солдаты одобрительно загомонили. Ваэлин порылся в кошельке и опустил в руку Джанрила несколько серебряных монет.
– Сыграй еще, Джанрил Норин. Что-нибудь бодренькое. Такое, чтобы подходило для праздника.
Джанрил нахмурился.
– А что празднуем-то, брат?
Ваэлин хлопнул его по плечу.
– То, что мы остались живы, мужик!
Он воздел свой кубок и обернулся к столпившимся вокруг солдатам:
– Выпьем же за то, что все мы живы!
* * *
Свой совет министров король созвал в большом зале с полированным мраморным полом и узорчатым потолком, отделанным сусальным золотом и замысловатой лепниной. На стенах висели красивые картины и гобелены. Солдаты королевской стражи в безупречной парадной форме стояли навытяжку вокруг длинного прямоугольного стола, за которым заседал совет. Сам король Янус был сейчас совсем не похож на того перемазанного чернилами старика, с которым заключал сделку Ваэлин: он восседал во главе стола в подбитой горностаем мантии на плечах и золотом венце на челе. По обе стороны от короля сидели его министры: десять человек, разодетых кто во что горазд, – и все они пристально смотрели на Ваэлина, завершающего свой доклад, и на сидящего рядом аспекта Арлина. За стоящим поблизости небольшим столиком сидели двое писцов, записывая каждое слово. Король требовал, чтобы все собрания фиксировались дословно, и каждый из членов совета, садясь за стол, обязан был произнести вслух свое имя и должность.
– Тот человек, при котором нашли эти письма, – сказал король, – его личность установить так и не удалось?
– У нас не было пленных, которые могли бы назвать его имя, ваше величество, – ответил Ваэлин. – Люди Черной Стрелы не склонны сдаваться в плен.
– Лорд Молнар, – король вручил письма дородному мужчине слева от себя, который назвался Лартеком Молнаром, министром финансов, – рука владыки фьефа, лорда Мустора, известна вам не хуже моего. Видите ли вы сходство?
Лорд Молнар несколько секунд пристально изучал письма.
– Увы, ваше величество, рука, начертавшая эти послания, столь схожа с почерком владыки фьефа, что я не нахожу между ними никакой разницы. Более того, слог этого письма… Я даже без подписи могу определить, что оно принадлежит перу лорда Мустора.