Книга Злые чары Синей Луны - Саймон Грин

– Жареный, – негромко произнес Ламент.

– Добро пожаловать в мое творение, – проговорил вновь прибывший сухим скрипучим голосом. Пламя плясало у него на языке, во рту. – Это все мое. Я это создал. И из-за него я заставил всех тех людей погибнуть – потому что я стремился к чему-то большему. Из-за меня и из-за того, что я сделал, они навеки заточены в этом месте. Они появляются и пропадают по моему желанию. Я позволил им ненадолго показаться, чтобы вы получили представление о моем могуществе.

– Если ты столь могуществен, – спросила Фишер, – то почему горишь?

– Потому что я умер и был проклят, – ответил Жареный. – А затем меня призвали из ада, чтобы сделать стражем этого места. Но пылать мне вечно, изнутри и снаружи, бесконечно сгорать и возрождаться, объятому жаром бездны, дабы мое наказание не закончилось только потому, что меня ненадолго выпустили погулять.

– Сколько же ты здесь пробыл? – спросил Хок, стараясь не отворачиваться от удушливой вони горелой плоти.

– Столетия, – ответил Жареный. – Столетия мук и ни секунды облегчения. Сначала думаешь, что скоро привыкнешь, но этого не происходит. И сегодня боль такая же страшная, как и в первый день, когда меня утащили в преисподнюю. Я даже плакать не могу. Мои слезы превращаются в пар.

– Ты смеешь просить нашей жалости? – вопросил Ламент. – После признания в убийстве всех этих несчастных пленников? Объяснись! Кто ты такой? Что случилось столько веков назад?

– Что заставляет тебя думать, что я открою тебе свои тайны, Пешеход?

– Потому что грешники любят хвастать своими грехами. Это их единственная радость и утешение.

– Думаешь, ты – самый умный? – протянул Жареный. – Ты ничего не знаешь! Вообще ничего. Тогда как я могу поведать тебе вещи, которые взорвут твой разум и проклянут душу. Я – Томас Чэдбурн, архитектор и создатель этого Собора. Все здесь рождено моим сознанием. Я надзирал за его сооружением, мучился над каждой деталью и доводил рабочих до безумия, потому что не принимал ничего, кроме совершенства. И это был мой первый грех. Гордыня. Потому что я полюбил мое творение сильнее, чем Бога, для поклонения которому оно предназначалось. Я считал себя могущественным и выдающимся человеком и постоянно хотел большего. Гораздо большего. Изучая некоторые древние книги в поисках способов сделать мое детище еще прекраснее, я наткнулся на древний договор, который мог бы изменить мою природу и сделать меня подобным богу. Следуя содержавшимся в нем инструкциям, я без страха отправился в Черный лес, и ни один демон не тронул меня. Они знали, что меня ждут, что я приглашен. В гнилом сердце Черного леса я обнаружил князя демонов, сидящего на трухлявом троне. Он сказал мне, что делать, чтобы стать таким же могущественным, как он, и я сделал это. Но он, разумеется, солгал. Переходные Существа всегда лгут. Наши короткие жизни для них – ничто, мелкое развлечение. Они ненавидят человечество за то, что оно реально.

Цена моего могущества оказалась удивительно простой. Массовая жертва. Собор мой был наконец достроен, и поэтому я созвал первых прихожан. Я обещал им особую церемонию, которой они никогда не забудут. Они все пришли – те, кто так долго и тяжко трудился на строительстве храма. Они пришли с семьями, с детьми. Они пели гимны и славили Господа, в которого я больше не верил. А я стоял в замаскированном пентакле и произносил слова, которым меня научили. И в единый страшный миг каждый мужчина, женщина и ребенок набросились друг на друга в безумной ярости и разорвали друг друга на кусочки. Отцы и матери убивали своих детей, а потом и друг друга. Это было изумительное зрелище, и я смеялся, смеялся, смеялся... Они, разумеется, до сих пор здесь, несчастные убийцы и их жертвы, связанные друг с другом ужасом потери и невольно совершенными страшными преступлениями. Вечные пленники заклятия, силу которому придала их смерть.

Когда безумные крики, стоны и хрипы слились в яростный вой, который стал резонировать по всему зданию, усиленный и сконцентрированный в соответствии с моим проектом, весь Собор содрогнулся. И в одно бесконечное мгновение сооружение, некогда взмывавшее к небесам, опрокинулось и устремилось в бездну. Само пространство вывернулось наизнанку. То, что должно было принадлежать Богу – радость и чудо людского мира, – было отдано в руки врага.

– Сволочь, – не выдержал Хок.

– Что?

Что слышал. Ты думаешь, твой рассказ нас впечатлил? Напугал? В свое время мы видали существ и похуже тебя, малявка. Ты мне только аппетит испортил. Все эти люди, принесенные в жертву твоему честолюбию... По-прежнему здесь, в этом ужасном месте! Из-за того, что ты сделал. Я видел среди мертвых детей. Детей, сволочь поганая! Я этого не потерплю. Чего бы это ни стоило, я растерзаю тебя и увижу этих бедняг свободными. Слышишь, Жареный? Чего бы это ни стоило!

– И что ты сделаешь? – поинтересовался убийца. – Прикончишь меня? Я давно умер, капитан Хок. Меня приговорили судьи ада, и моя пытка хуже, чем любое наказание, которое я мог бы принять от твоей руки. Духи мертвых заключены здесь навечно по моей воле, и ни ты, ни любая другая живая душа ничего не могут с этим поделать.

Хок вскинул топор и бросился вперед. Фишер поймала его за локоть и остановила.

– Нет, Хок! Это не ответ. Такому, как он, даже секира Верховного мага нипочем. Придется подождать более удачного случая.

– Она права, – поддержал Изабель Ламент. – Сдержи свой гнев, капитан. Он пытается спровоцировать нас. Продолжай рассказ, убийца.

– Все пошло не так, – сказал Жареный. – Громадный объем магической энергии, полученный в результате столь чудовищной кровавой жертвы, должен был сделать меня властелином мира. Я замыслил такие чудеса, такие ужасы! Я мог бы стать прародителем новой чудовищной эры. Но я был в безопасности от воздействия моего заклятия, только оставаясь внутри пентаграммы. Когда Собор вывернуло, со мной произошло то же самое, и я очутился снаружи пентакля. Глупейшая ошибка! Меня растерзали жертвы моих же собственных чар. Я умер и обрек себя на адские муки – и все зря! По глупости. Князь демонов мог бы предупредить меня, но, разумеется, не сделал этого. Наверняка он не один год смеялся при мысли о том, что я горю в преисподней по его милости.

– Что такое ад? – спросила Фишер.

Вечное и непрестанное сознание собственной вины, – ответил Жареный. – Мне не позволено сказать вам больше. Разве что... Даже после всего, что со мной было сделано, несмотря на всю мою бесконечную пытку, я все-таки не раскаиваюсь. Я по-прежнему горжусь тем, что сделал. Я почти достиг всемогущества! И я не теряю надежды. Потому-то вы четверо и оказались сейчас здесь. Вы являетесь частью плана, которого не понимаете, плана, сложившегося в необъятных умах существ, которые старше самого человечества. Сбросить тесные оковы порядка, переделать реальность и вызвать ад на земле.

– Что заставляет тебя думать, будто мы станем помогать такому дерьму, как ты? – спросил Хок, все еще стискивая рукоять топора.

– Не слишком-то воображай о себе, капитан Хок. Ад ждет и тебя, и твою женщину. Я всегда чую другого убийцу. – Он повернулся к Ламенту и широко ухмыльнулся, при этом его почерневшие губы растрескались. – Убийство привлекательно само по себе, не так ли, Пешеход?