Книга Древо Жизни - Гай Гэвриэл Кей

— Дважды Рожденный.

Он не понял и вопросительно посмотрел на нее.

— Так говорили когда-то, — пояснила она по-прежнему шепотом, — очень давно: «Повелителем Древа Жизни может стать только тот, кто был рожден на этот свет дважды».

Вот так, в святилище Богини, при свете свечей, Пол Шафер впервые услыхал эти слова.

— Но я его об этом не просил, — прошептал он.

Она казалась сейчас особенно красивой и удивительно похожей на пламя свечи. И так же способна была обжечь:

— Хочешь, чтобы я тебя пожалела?

Он лишь устало усмехнулся в ответ.

— Вряд ли, — сказал он, и улыбка его стала чуть шире. — А скажи, почему тебе намного легче ударить беззащитного человека, чем всего лишь вытереть кровь с его лица?

Ответила она быстро, готовой формулой, но Пол заметил в ее глазах смущение:

— Богиня иногда способна быть милостивой, но доброта ей несвойственна совсем.

— Так вот какой ты ее знаешь? — сказал он. — А что, если я расскажу тебе, что прошлой ночью она выразила по отношению ко мне столь нежное сочувствие, что просто слов нет, чтобы об этом поведать? — Джаэль молчала. — Разве мы с тобой прежде всего не люди? Просто двое людей, на плечи которых легло тяжкое бремя? Разве мы не могли бы помочь друг другу это бремя нести? Разве ты в первую очередь не Джаэль, а уж потом Верховная жрица?

— А вот тут ты ошибаешься! — прервала она его. — Я всего лишь ее жрица. И другой меня попросту не существует.

— Что ж, это очень печально.

— Что ты понимаешь, ты всего лишь мужчина! — сердито ответила Джаэль, повернулась и вышла из комнаты, и Пол был донельзя ошеломлен тем, что успел заметить в ее сверкающих очах.

Большую часть ночи Ким провалялась без сна, болезненно ощущая свое одиночество и присутствие в этой комнате второй, пустой, кровати. Даже под крышей, за закрытыми дверями и окнами бальрат, отвечая свету луны, светился так ярко, что разные предметы — ветка за окном, покачивавшаяся под дождем, ее собственные растрепанные седые волосы, незажженная свеча у кровати — отбрасывали на стену тени. Но Джен, Джен в комнате не было, и тени она не отбрасывала. И сколько Ким ни пыталась, совершенно не представляя пределов своего могущества, определить, где может быть ее подруга, сколько ни пробовала унестись мысленно в дикие просторы севера, она так и не видела там ничего, кроме тьмы.

Когда же свет камня несколько померк и превратился в крошечный красный огонек у нее на пальце, она поняла, что луна зашла, а стало быть, уже очень поздно и до рассвета осталось совсем немного. Ким устало уронила голову на подушку и стала мечтать об исполнении одного желания; она и не подозревала раньше, что такое желание может у нее возникнуть.

«Теперь твой жизненный путь навсегда связан с твоими снами» — так сказала тогда Исанна, и Ким все еще слышала эти ее слова, погружаясь в этот давно знакомый ей сон.

Теперь она узнала и это место и могла бы сказать, где лежат на земле эти разбитые каменные своды, и кто погребен под ними, кто ожидает, чтобы она его воскресила.

Но это был не он, не тот, кого она искала. Иначе все было бы слишком легко, слишком просто. Нет, та тропа была куда темнее, чем теперешняя, и тогда ей снилось, что она идет меж мертвыми. Это она теперь понимала, и это было очень печально. Впрочем, знала она и то, что Боги так отнюдь не считают. «Грехи грешивших», — раздался шепот у нее в ушах, и она узнала приснившееся ей место и почувствовала, как поднимается ветер, как он раздувает ей волосы — ее седые волосы!

Путь к великому Воину вел через могилу, где покоились кости его отца, никогда не видевшего своего сына живым.

Кто она такая, что должна знать все это?!

А потом она вдруг оказалась в очень знакомом месте, где удивляться было нечему — в той подземной комнатке, в домике Исанны, где по-прежнему сияли в шкафу Венец Лизен и кинжал Колана, где умерла ясновидящая. И не просто умерла. И Исанна была сейчас рядом с Ким, у нее в душе, ибо Ким откуда-то знала, какую книгу взять, и какую страницу открыть, и какое из заклятий, начертанных на старинном пергаменте, способно поднять из могилы мощи отца и оживить его, и заставить его произнести вслух имя сына, чтобы имя это узнал и тот, кому ведомо, где именно нужно произнести заклятие… И нигде больше не находила она мира и покоя, даже в собственной душе, и нечем ей было поделиться с другими, ибо на руке у нее светился красным камень войны. И это ей придется отныне тревожить покой мертвых, а тех, кто еще не умер, заставлять идти навстречу своей судьбе.

Да кто же она такая, что должна делать все это?!

С первыми проблесками солнца она потребовала, чтобы ее снова проводили на берег озера. Под дождем. Сопровождал ее вооруженный отряд из тридцати человек — одно из подразделений Северного гарнизона, которым до своей ссылки командовал Айлерон. Ехали они быстро. У последнего поворота тропы все еще валялись тела убитых Айлероном цвергов.

— Это он один всех положил? — с благоговением спросил ее командир отряда, когда они проезжали мимо.

— Да, — ответила она.

— И это он будет нашим королем?

— Да, — ответила она.

Они остались ждать ее на берегу. Она вошла в дом и спустилась по знакомой лесенке навстречу сиянию Венца, но к нему даже не прикоснулась, а подошла к столу и открыла одну из лежавших там книг. Ах какой восторг и ужас одновременно испытала она, ибо совершенно точно знала, что и где нужно искать! Она открыла нужную страницу и медленно прочла те слова, которые ей предстояло произнести.

И только тут узнала она о том заветном, никому не ведомом месте. То нагромождение камней оказалось лишь отправной точкой. И путь от этих камней предстоял еще неблизкий, хотя теперь уже он был ей совершенно ясен. Поглощенная решением этой новой задачи, опутанная тайными нитями времени и пространства, она, ясновидящая Бреннина, медленно поднялась по лестнице и вышла из дома. Люди Айлерона ждали ее на берегу, выстроившись, готовые немедленно отправиться в путь.

Да, пора было возвращаться. Слишком многое нужно было успеть. И все-таки она задержалась там еще немного, походила по дому, лаская взглядом знакомый очаг, старый стол, травы в склянках с аккуратно написанными на них названиями… Некоторые названия она прочитала вслух, а из одной склянки даже вытащила пробку и понюхала содержимое. Впереди у нее, ясновидящей Бреннина, было столько дел, и она прекрасно это знала, но все же медлила, точно пробуя свое теперешнее одиночество на вкус.

На вкус оно оказалось горько-сладким, и она решила наконец выйти из дома. Но вышла не к озеру, а через заднюю дверь — прямо во двор, желая еще несколько минут побыть в одиночестве, вдали от ожидавших ее солдат. Вдруг на склоне холма показались трое всадников, явно не желавшие, чтобы их кто-нибудь заметил. И в одном из этих всадников Ким узнала… о да, она сразу узнала его! И поняла, что, несмотря на все горести и заботы, свалившиеся вдруг на нее, радость в ее душе расцветает подобно яркому цветку в лесной чаще. Подобно красному банниону.