Книга Пройти по Краю Мира - Эми Тан

— как те дети, которые растут там, где все время стреляют. Я не хочу боли. Я не хочу умирать. Я не хочу видеть, как умирают люди вокруг меня. Вот только у меня не остается сил, чтобы выяснить, где мое место и чего я хочу. Если я чего-то и хочу, так это понять, чего вообще я могу хотеть в этой жизни.

Три

В первой галерее Музея азиатского искусства Рут увидела, как мистер Тан целует ее мать в щеку. Лу Лин рассмеялась, как смущенная девочка, и они, рука в руке, пошли дальше, в следующую галерею.

Арт подтолкнул Рут и предложил свою руку, согнутую в локте.

— Ну же, а то эти ребята меня обойдут.

Они догнали Лу Лин и ее спутника, когда те уселись на скамью перед бронзовыми колокольчиками, вывешенными едва ряда в огромной рамке, около двенадцати футов в высоту и двадцати пяти футов в длину.

— Похоже на ксилофон богов, — прошептала Рут, присев радом с мистером Таном.

— Каждый колокольчик издает два четких тона. — Голос мистера Тана был тих, но внушителен. — Молоточки ударяют по колокольчику снизу и справа. И, когда играют сразу несколько музыкантов, получается сложное и многослойное музыкальное полотно. Я имел удовольствие послушать игру китайских музыкантов на недавнем важном событии. — Он улыбнулся, вспоминая его. — Мое воображение унесло меня на тысячу лет назад. Я слышал то, что мог слышать человек того времени, и испытывал то же благоговение. Я даже представлял себе, кем был тот древний человек, слушавший эту музыку. Это была женщина, да, очень красивая женщина. — Он сжал руку Лу Лин. — А потом я подумал, что, может быть, еще через три тысячи лет их услышит другая женщина и подумает обо мне как о красивом мужчине. Пусть мы не знаем друг друга, но нас объединяет музыка. Вы согласны? — И он посмотрел на Лу Лин.

— Наполненный Буддой, — проговорила она.

— Мы с вашей матерью думаем одинаково, — сказал он Рут.

Она улыбнулась ему в ответ и поняла, что теперь мистер Тан переводил для Лу Лин, как некогда это делала она сама. С той только разницей, что он не гнался за буквальным значением слов. Он просто говорил о том, что было в сердце Лу Лин, что касалось ее лучших намерений, ее надежды.

Весь последний месяц Лу Лин жила в Мира Мар, и мистер Тан навещал ее по несколько раз в неделю. По субботам он выводил ее в свет: на дневные концерты, на бесплатные публичные репетиции симфонического оркестра, на прогулки по дендропарку. Сегодня это была выставка китайской археологии, и он пригласил Рут и Арта присоединиться к ним.

— У меня есть кое-что интересное, что я хотел бы вам показать, — таинственно сказал он по телефону. — Вы определенно не пожалеете.

Рут уже не жалела, видя, как счастлива ее мать. Счастлива. Рут вдумалась в значение этого слова. До недавнего времени она не знала, как может выглядеть счастье Лу Лин. Да, ее мать все еще жаловалась при каждом удобном случае. Еда в Мира Мар предсказуемо была «слишком соленый», ресторанное обслуживание «слишком медленный, блюда холодный, когда придет на стол». И она возненавидела кожаное кресло, которое купила ей Рут. Ей пришлось заменить его старым креслом из искусственной кожи. Но Лу Лин избавилась от большей части того, что ее раздражало и беспокоило: от мыслей о квартиросъемщиках на первом этаже, от страхов быть обворованной, о нависающем проклятии, которое обрушится на нее, если она не будет все время настороже. Или она просто обо всем этом забыла? А может быть, все это из-за того, что она влюблена? Или смена обстановки избавила ее от напоминаний о болезненном прошлом? Хотя сейчас она еще чаще о нем вспоминала, но теперь оно представало другим — более счастливым. Например, оно включало мистера Тана. Лу Лин вела себя так, будто они были знакомы с ним еще в прошлой жизни, а не около месяца.

— То же самое он и я видеть давно, — громко сказала Лу Лин, любуясь колокольчиками. — Только теперь мы стать старше.

Мистер Тан помог Лу Лин встать, и вместе с Рут и Артом они пошли к другой экспозиции, расположенной посередине зала.

— Следующий экспонат — настоящее сокровище китайских ученых, — сказал мистер Тан. — Большая часть посетителей желают взглянуть на ритуальные сосуды для вина и нефритовые погребальные наряды. Но для настоящего ученого этот предмет будет истинной ценностью.

Рут начала рассматривать экспонаты. На ее взгляд, ритуальный сосуд больше походил на большой котел с надписями.

— Этот бронзовый шедевр уже сам по себе бесценен, — продолжал мистер Тан. — Но на нем видны письмена. Это эпическая поэма, написанная великими учеными о великих правителях, живших с ними в одно время. Одного из императоров, которого они прославляют, звали Чжоу, да, тот самый Чжоу, в честь которого назван Чжоукоудянь, где когда-то жила ваша мать и где нашли «Пекинского человека».

— Это Рот Горы? — спросила Рут.

— Именно. Правда, Чжоу там не жил. Множество мест названы его именем, как в каждом городе в США есть улица Вашингтона. А теперь пройдемте дальше. Причина, по которой я вас сюда пригласил, ожидает в следующем зале.

Вскоре они стояли перед новой витриной.

— Не смотрите на подпись на английском, пока еще рано, — сказал мистер Тан. — Как вы думаете, что это?

Рут смотрела на лопатообразный предмет цвета слоновой кости. Он был покрыт трещинами и темными дырами. Может, это дощечка для старинной игры го? Кухонная утварь? Рядом с ним лежал еще один предмет, поменьше, светло коричневый, овальной формы, с кромкой по краям и без дырок. На нем были только письмена. Она тут же поняла, что было перед ее глазами, но Лу Лин первой дала ответ на китайском:

— Гадательная кость.

Рут поразилась тому, что мать еще помнит это. Она уже знала, что не стоит ожидать от Лу Лин способности запоминать события недавнего прошлого: кто где был и что когда случилось. Но мать часто удивляла ее свежестью чувств, когда говорила о юности, и ее воспоминания совпадали с тем, что было в ее записях. Способность матери помнить отдаленные события была для Рут своеобразным свидетельством того, что дороги в прошлое Лу Лин все еще открыты, хоть на них уже кое-где появились ямы и разбитая колея. Иногда она смешивала воспоминания из мемуаров с другими своими воспоминаниями, но та часть ее памяти была неиссякаемым источником, из которого она черпала силы и которым делилась с другими. И даже