Книга Тайны государственных переворотов и революций - Галина Цыбиковна Малаховская

более влиятелен, чем семья невесты.

Счастливый молодожен не изменил своим привычкам — на людях держался с ритуальным высокомерием испанского гранда. Его «ни разу не видели улыбающимся, любезным или проявляющим хоть какое-то чувство». Набожная Кармен ходила в глухом черном платье, усыпанном бриллиантами. Это была безупречная католическая чета. Друзья Франко не сомневались, что до свадьбы он оставался девственником и после не знал других женщин, кроме своей жены. Такой непомерной строгостью Франко добился неприятностей: поползли слухи, будто он импотент. Передразнивали его тонкий голос. (Раз, услышав это, он вышел-таки из себя — наорал на обидчика. Но до мести не снизошел.) Сплетники жалели Кармен, которая с таким достоинством несет свой крест. — Поговаривали, что их дочь Карменсита не от Франсиско, а от его младшего брата Рамона.

По Рамону сходила с ума вся Испания — обаятельный шалопай, первый авиатор страны, герой перелета через Атлантику. Любимец армии и женщин имел внешность благородного бандита и полковую кличку Шакал. Юноша был строптив и непокорен. Романтический семейный темперамент брал свое — Рамон был против короля, против диктатуры, против церкви, против брата. Называл его фашистом и реакционером, разбрасывал с самолета листовки, призывая свергнуть монархию. Но своя кровь не вода: когда Франко поднял мятеж, Рамон встал под знамена старшего брата и погиб в воздушном бою над Средиземным морем.

В память обо всех погибших в гражданской войне Франко прикажет потом воздвигнуть в горах гигантский крест. Под ним перезахоронили прах «двух Испаний» — победителей и побежденных. Патриотизма ему было не занимать — в свое время на — требование Гитлера пропустить немецкие войска к Гибралтару союзник ответил: «В случае иностранного вторжения испанцы поднимут восстание». (Гитлер его вообще терпеть не мог — говорил, что предпочитает пойти к дантисту и вырвать три или четыре зуба, чем полчаса проговорить с этим нестерпимым занудой.)

Он действительно был занудой и жмотом — из-за стола диктатора гости вставали голодными. Жена копила бриллианты. Каудильо мучил молодого короля нескончаемыми беседами о морали и долге — у Франко не было сына. Заботу о католическом воспитании народа он считал своим первейшим делом. Разводы были запрещены, контрацептивы тоже, за супружескую измену полагался штраф, за сводничество — тюрьма.

Испанцы очень уважали каудильо, но запреты обходили. В последние годы его правления число внебрачных детей росло неудержимо, поездки в соседнюю Францию. «на аборт» вошли в привычку, а испанские проститутки считались самыми дешевыми в Европе. Путешественники с ужасом описывают аптеки, лавочки и бары тогдашней Барселоны как гадкие, грязные притоны. Стены подпольных борделей украшали официальные плакаты «Храни тебя Господь!». (Кого хранить, не писали — и так ясно.) Диктатор с ледяным взглядом и старушечьим голосом ушел из жизни, любимый своим народом.

ЛЕВ ТРОЦКИЙ

Испанцам нравился ледяной гранд Франко, аргентинцы любили крутого мачо Перона, итальянцы обожали развязного Муссолини. А заносчивого Троцкого следует считать, видимо, секс-символом безродного космополитизма.

Лев Троцкий был, несомненно, самым интересным мужчиной русской революции. Железный наркомвоенмор — черная кожанка, маузер на боку, стрельба без промаха. Личный бронепоезд с баней и типографией, личная гвардия революционных матросов, личное знамя. Первый оратор партии, вождь армии, изобретатель трудармии. Юлий Цезарь перманентной революции.

Потом повадка короля в изгнании, надменный близорукий взгляд из-за стекол пенсне. Бешеная жестикуляция южнорусского провинциала, торопливая речь на шести европейских языках. Книги, статьи, памфлеты. Толпы поклонников во всем мире (до сих пор). Смерть романтического героя от рук злодеев.

Но сначала 17-летний сын еврейского арендатора попал с отцовского хутора в революционную тусовку города Николаева. Реальное училище, коммуна народников. Пылкий мальчик нуждался в женском руководстве. Аня Соколовская, «девушка с нежными глазами и железным умом», посвятила наивного коммунара в марксизм. Она была старше его и опытнее — и в революционных делах, и в сердечных. Роман продвигался, подпольная работа тоже. Вскоре организаторов «Южнорусского рабочего союза» арестовали. Раввин оформил их брак в Бутырской тюрьме. Молодоженов сослали в Иркутскую губернию. За два года родились две дочери. Когда младшей шел четвертый месяц, Троцкий, заручившись согласием и одобрением жены, бросил ее с детьми в Сибири и бежал в Европу — продолжать дело революции.

Свою судьбу он нашел в Париже — Наталья Седова скучала замужем за вяловатым и умеренным социал-демократом. Она была дамой тонкой и образованной, сочувствовала идеям переустройства мира. Но скверные манеры русских социалистов приводили ее в уныние — грязные ногти, несвежие рубашки, лоснящиеся пиджаки. Ленин, посещая Гранд-опера, не выпускал из рук парусинового портфеля с партийными бумагами.

22-летний Троцкий был неотразим — местечковая пылкость, растрепанные кудри, голубые глаза. Седова бросила мужа и занялась воспитанием способного провинциала — учила одеваться, вести себя в обществе. До этого случались анекдоты — проездом в Вене он заявился в 6 утра к корифею европейской социал-демократии Фридриху Адлеру — представиться. Потребовал разбудить: «Я бежал из ссылки!». Добился, разбудили — напора Троцкому было не занимать.

Седова водила его по музеям, подсовывала книжки, показывала Париж. Париж показался «вроде Одессы, но Одесса лучше». Рубенс был слишком сытым, Пюви де Шаванн слишком блеклым, Люксембургский сад слишком ухоженным. С литературой тоже были проблемы — не нравился Бальзак, нравились комиксы про Фан-томаса.

Так или иначе, Троцкий обтесался в Европе на диво быстро — обзавелся приличными манерами, недурным вкусом и даже некоторыми понятиями об искусстве. Его считали снобом — на заседаниях Политбюро Троцкий читал французские романы.

Все 38 лет жизни с Седовой он оставался мужем любящим, но не то чтобы верным. Библейский темперамент толкал его в объятия женщин артистических, авантюрных и странных.

Роман с Ларисой Рейснер закрутился в самый разгар гражданской войны. В ходе боев под Казанью туда прибыла волжская флотилия. На капитанском мостике стояла в реквизированном бальном платье «валькирия революции» — жена и адъютант командующего Федора Раскольникова.

Лариса слыла женщиной лихой даже по тем временам. Красавица аристократка, слегка поэтесса, немного актриса. Блок и Гумилев говорили ей комплименты, матросы рассказывали похабные байки. Приказ о знаменитом залпе 25 октября привезла на «Аврору» она. Она же стала комендантом захваченного большевиками Зимнего. Говорили, что она принимала любовников в постели последней императрицы и обчистила дворцовый гардероб.

Вишневский воспел ее в «Оптимистической трагедии».

Портрет оказался слабее оригинала — Лариса не собиралась умирать. Утомясь в боях, она принимала в захваченных поместьях ванны из шампанского и писала родственникам письма — приглашала погостить.

Раскольников, по-видимому, знал об измене жены, но сохранял лояльность всесильному нар-комвоенмору. Зато в 23-м году он поддержал Сталина в партийной дискуссии против Троцкого — с нее