Книга Ночь ворона, рассвет голубя - Рати Мехротра

тебе. А теперь, когда я ответил на два твоих вопроса, могу я задать один свой?

Ее сердце пропустило удар.

– Спрашивай прямо сейчас.

Он серьезно посмотрел на нее:

– Неужели мой суп действительно настолько плох?

Она расхохоталась, и ее грудь пронзила острая боль.

– Ой.

Она взяла себя в руки, пытаясь успокоиться. Да уж, можно было не ждать от него признаний.

– Что ты за человек? Не нужно было так меня смешить. Разве ты не видишь, в каком я состоянии?

– Это был честный вопрос, – сказал он укоризненным тоном. – Дай мне честный ответ.

– Хорошо, честный ответ заключается в том, что вкус у него очень странный, но мне все равно. Потому что это рецепт твоей мамы, и если ты считаешь, что он полезен, я буду пить его хоть каждый день.

Она ухмыльнулась:

– Мое единственное условие – ты должен сам меня кормить.

Улыбка озарила его лицо, и у нее возникло внезапное желание дотронуться до его губ кончиками пальцев. Он был так красив, что это причиняло боль.

– У меня есть более полезные рецепты, – нетерпеливо сказал он. – На самом деле, у меня их целая записная книжка. Многие из них – мои собственные изобретения. Но я не знаю, будут ли они вкусными.

Она махнула рукой:

– Иди на кухню и потребуй все, что тебе нужно. Скажи им, что у тебя есть королевское разрешение. Я готова быть объектом всех твоих кулинарных экспериментов.

Если это и правда делает его счастливым, она готова есть все, что бы он ни приготовил.

Он серьезно отнесся к ее словам. В тот вечер он пришел в ее комнату с бледно-желтой жидкостью, которая была то ли супом, то ли тушеным мясом. Внутри плавали подозрительные комочки неопознанного овоща. Но он был так взволнован своим приготовлением, так предвкушал ее реакцию, что у нее не хватило духу признаться ему, что на вкус это напоминало тыкву, которую пропустили через больную корову. По правде говоря, когда он ее кормил, она переставала ощущать вкус самого блюда. Его руки обладали собственной магией, которая превращала самое ужасное лекарство в милосердно безвкусную кашицу.

С тех пор он каждый день готовил для нее новые блюда, наполненные целебными травами, горькими кореньями, неизвестными овощами и странными грибами. Настал день, когда с ее груди сняли повязку, и она больше не могла притворяться больной. Возможно, его стряпня и правда имела какое-то отношение к ее быстрому выздоровлению. Похоже, сам он именно так и думал. Ее облегчение от выздоровления было омрачено удручающей мыслью о том, что он скоро уедет. Дакш пообещал остаться лишь до тех пор, пока она не поправится.

На рассвете следующего дня он, как и обещал, проводил ее к реке Кен. Когда он увидел ножны в ее руке, то удивленно поднял глаза.

– Мечи?

Она любовно погладила ножны. Ей удалось найти в оружейной комнате и свой меч, и меч Айана.

– Мы, должно быть, уже тысячу раз на них дрались. Это парные мечи, и они составят друг другу компанию. К тому же теперь у меня есть свой собственный бронзовый меч. Почти такой же, как у тебя и твоего брата.

Он улыбнулся:

– Конечно.

В это раннее утро на берегу реки никого не было. Катьяни была этому рада. Она вытащила мечи из ножен и положила их на землю. Дакш побрызгал на них каплями воды и начал последние обряды. Она стояла рядом с ним, слушая и вспоминая об Айане. Солнце поднялось высоко в небо, отбрасывая свой красно-золотой свет на лезвия. Катьяни вспомнила все те времена, когда они играли и тренировались вместе, и все мечты, которыми он делился с ней. Мечты, которые она теперь должна была бы помочь осуществить Реве.

Спи спокойно, брат, – подумала она, чувствуя, как защипало глаза. – Я буду любить тебя вечно.

Она бросила оба меча в реку. С едва заметной рябью они опустились под воду, исчезнув из ее поля зрения как раз тогда, когда Дакш завершил свои мантры.

В течение следующих нескольких дней он помог ей попрощаться с Хемлатой, Джайдипом, Бхайравом и Шамшером. Когда все маленькие обряды были совершены, она чувствовала себя выжатой, но в то же время легкой и свободной, как будто каждая смерть была камнем, который ей наконец удалось сбросить с плеч.

Первое решение Катьяни в ее новом статусе началось с обращения к пожилому дворцовому картографу. Она попросила нарисовать карту старой территории яту в Чанделе. Как только Рева узнала об их истории, то согласилась, что было бы правильно и справедливо вернуть им их землю. При условии, что они смогут соблюдать все договоренности и никому не причинять вреда. Катьяни отправила сообщение гурукулу, изложив свой план и попросив посредничества с яту.

Следующее, что она сделала, это написала письма Нимайе, королевской семье Калачури и Адитье. С письмом Нимайе все было просто; прежде чем попасть к принцессе Соланки, оно прошло бы через множество рук, поэтому Катьяни коротко сообщила, что у нее все хорошо и она надеется, что они будут поддерживать связь.

Письмо Калачури тоже было простым: витиеватая записка, отменяющая помолвку Ревы с наследным принцем. Может, им это и не понравится, но они должны понять. Рева никуда не собиралась уезжать. Она была будущей королевой Чанделы.

С письмом Адитье все было гораздо сложнее. Она писала и переписывала его несколько раз, и в конце концов свела к официальному приглашению на свою коронацию в качестве регента. Возможно, он примет приглашение, а может, отправит ко двору Чанделы посланника. Он мог и вовсе проигнорировать письмо. И все же она выполнила свой долг. Катьяни надеялась, что и он выполнит свой. Она не смела надеяться на большее.

Церемония, на которой ее должны были объявить регентом Чанделы, была долгой и трудной. Она проходила в главном зале дворца, и на ней присутствовал весь двор и все дальние родственники Ревы. Принц Окендра прибыл со всем своим кланом, весь в блестящей парче и золоте. Его ястребиные глаза сверкали не менее ярко. У Катьяни состоялся с ним долгий, изнуряющий разговор, напоминающий фехтование, но с помощью одних лишь слов. Он приложил немало усилий, чтобы заверить ее в своей верности и убедить, что находится в полном неведении по поводу того, как яту проникли в крепость Калинджар. Катьяни улыбнулась и ничего не ответила. Со временем она сможет убедиться в правдивости его слов.

Она твердо решила, что поговорит на церемонии с каждым двоюродным братом, тетями, дядями, каждым дворцовым чиновником. По этому случаю Рева