Книга Пружина для мышеловки - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По второму адресу, у Митрохина, нас ждали к двум часам. Иистория, которые мы с Юлей там услышали, была до боли похожа на историюКуркиных, только рассказывал ее сам Митрохин, восьмидесятипятилетний трясущийсяполуслепой одинокий старик, доживающий свои дни в компании с более молодым издоровым, но тоже одиноким родственником и двумя попугаями. У Митрохина и егожены долго не было детей, наконец судьба смилостивилась, послала мальчика,когда оба были уже немолоды. Над своим поздним первенцем родители тряслись,баловали, ему ни в чем не было отказа. Мальчик вырос проблемным, папу с мамойслушался плохо и, кроме того, был патологически лжив. Однажды к Митрохинымдомой пришел славный молодой человек, Вячеслав Ситников, и рассказал ужаснуюисторию. Он как представитель горкома комсомола, курирующий органы милиции,участвовал вместе с оперативниками в рейде по выявлению и предупреждениюмолодежной преступности. Возле валютного магазина «Березка» им лично былзадержан комсомолец Алексей Митрохин в тот момент, когда пытался купить унекоего гражданина доллары США, то есть нарушал статью уголовного кодекса оправилах валютных операций. Статья была серьезной, предусматривающей лишениесвободы, а в особо тяжких случаях – смертную казнь.
Дальше все было так, как и у Куркиных. Отец страшно кричал ипорывался выпороть девятнадцатилетнего сына ремнем, Алексей клялся и божился,что никакой валюты в руках не держал, да, он был возле «Березки», да, егопоймали, но валюту ему подбросили злые менты. Разумеется, родители, знаялживость своего отпрыска, ему не поверили. А Ситникову поверили, ипапа-Митрохин был так ему признателен за то, что уберег сына от скамьиподсудимых! Признательность выразилась в скором продвижении Ситникова нахорошую должность в Министерстве тяжелой промышленности, где сам Митрохинзанимал отнюдь не маленькую должность.
В отличие от папы, сын не умел быть благодарным, с началомперестройки занялся частнопредпринимательской деятельностью, быстро разбогатели уехал за границу, оставив престарелых родителей в Москве и никак им непомогая. Вскоре жена Митрохина умерла, и он остался коротать старость водиночестве. Хорошо вот, брат двоюродный с ним живет, все не так скучно…
– Слушай, это они всю свою жизнь при помощи фальшивых уликвыстроили,– сокрушалась Юля, когда мы возвращались домой.
– Похоже, что так. Забелин таким образом получил квартиру,хотя по жилищному законодательству права на это не имел, а ведь его еще и послужбе кто-то здорово двинул. Наверняка он использовал тот же приемчик.Ситников тоже жилищные условия улучшил в тот период, перебрался из комнаты вкоммуналке в отдельную квартиру, мне Аргунов рассказывал. Они, наверное, этотспособ на поток поставили. Сперва жилье, потом карьера, потом машина… БеднягаАргунов был пробным камнем, просто девушка Лена Шляхтина решила свести счеты с молодымчеловеком, который посмел ее не захотеть, и заставить его помучиться,пострадать. А Ситников увидел, как это сработало, воочию убедился, до какойстепени люди боятся огласки, и решил использовать разыгранную в шуткукомбинацию в своих интересах. Только у него не было доступа к нужнойинформации, и вот тут ему пригодился старый друг Юра Забелин, который занималсяпреступлениями и правонарушениями несовершеннолетних и мог точно сказать, укого из высокопоставленных московских чиновников проблемные дети. Я думаю, всепроисходило примерно так.
По дороге мы заехали в магазин, накупили продуктов, потомдома долго и обстоятельно готовили обед, который в связи с поздним началомплавно перетек в ужин. Пока Юля разделывала сырую баранину, коты устроили зазакрытой дверью кухни истерику, требовательно скреблись и мяукали жалобно ипросительно. Но мы были тверды.
– А они не станут меня ненавидеть за то, что я им мяса недала?– озабоченно спросила Юля.
– Не станут. Они привыкли. Это обычное дело: они просятмяса, а им не дают.
– Как у тебя сердце не разрывается,– вздохнула она,прислушиваясь к доносящимся из-за двери звукам.
– Я тоже привык.
– Ты жестокий.
– Нет, просто я хочу, чтобы мои звери были здоровыми.
– А если они не хотят быть здоровыми? Если они хотят бытьсчастливыми, и для этого им нужно есть мясо?
– Юль, я тоже хочу быть счастливым, и человек не может бытьсчастливым, если его животные болеют.
– А может, им нравится болеть. Они хотят есть мясо и болеть.А ты не спрашиваешь, чего они хотят, ты решаешь за них, таким образом, тыустраиваешь собственное счастье за счет своих котов,– сделала онавывод.– Нехорошо.
– Нехорошо,– согласился я.– Но я не знаю, какпо-другому.
– И я не знаю,– призналась она.– Но я подумаю.Может, что-нибудь придумаю.
Я чистил картошку и думал о том, что ни с одной девушкой яне обсуждал проблемы счастья моих котов, потому что им это не было интересно. Ас Юлей обсуждаю. И это делает меня таким счастливым, что невозможно передать.
* * *
Вячеслав Антонович Ситников знал, что все идет к концу. Онслабо разбирался в медицине и не очень понимал, что означают все этибесконечные капельницы, переливание крови, искусственная вентиляция легких,температура, которую никак не удается сбить. Но он услышал, что говорили врачиу него в палате, когда думали, что он спит. Он действительно спал, но потомпроснулся и лежал, не открывая глаз, а они не заметили. Теперь он знал точно,что все их усилия ни к чему не привели, процесс инфицирования продолжается,остановить его не удалось даже двумя повторными операциями, и ему осталось житьдва-три дня. Если очень повезет – то четыре-пять, но не больше.
Каждый день приходит следователь и задает одни и те жевопросы: что произошло, почему Подрезкова в него стреляла. Ситников молчит, навопросы не отвечает, потому что сказать правду он не может, а лгать боится, незнает, что говорила следователю Олеся. Да, он ошибся в ней, она не такая, какойон ее себе представлял, какую он любил, но ведь есть сын, и он не должен знатьправду. И договориться с Олесей ему не удается. Они с Гришей проводят вбольнице целые дни, сидят то у него в палате, то в коридоре, но стоит ей илисыну войти в палату – тут же следом входит кто-то из милицейских и стоитстолбом. Слова не скажешь так, чтобы он не слышал. Ситников пытался отстоятьсвое право на приватные встречи с семьей, но эти милицейские долдонят одно и тоже: в интересах следствия не положено, следователь запретил, пока не дадитепоказаний. Подрезкова – подследственная по тяжкому преступлению, вы –потерпевший, и никаких приватных переговоров между вами быть не может.
Сегодня впервые за много дней выглянуло солнце, и ВячеславАнтонович подумал, что скоро наступит лето, которого он уже не увидит. Какстранно… Он привык планировать свою жизнь, причем планировать долгосрочно, намногие месяцы вперед. Уже в середине зимы он знал, где хочет провести летнюючасть отпуска, бронировал гостиницу и билеты, а едва вернувшись с отдыха, тутже начинал планировать и организовывать его зимнюю часть. Впервые за много летон не строит планов на лето, потому что лета в его жизни уже не будет. Он оченьслаб, то и дело проваливается в тяжелый сон, а проснувшись, первым деломначинает привычно перебирать предстоящие дела… и вдруг понимает, что не нужно.Не предстоит ему никаких дел, никаких деловых встреч и совещаний, к которымнужно готовиться, никаких поездок в служебные командировки. Ничего. Ничего ужене будет.