Книга Крылья - Мария Герус

– Может, соснем где-нибудь, – предложил Илка.

– Дойдем до леса, тогда и соснем, – милостиво согласился крайн.

«Рыжую жалеет, – подумал Варка, – ради нас с Илкой отдыхать не стал бы».

Дорога спускалась в глубокую сырую балку. На дне балки прочно завязла телега. Возле телеги возились двое. Один тянул и нахлестывал лошадь, другой толкал сзади. Ничего не помогало. Колеса тонули в грязи по ступицу, лошадь увязла почти по колено, а люди перемазались с ног до головы. Рыжая глина висела на них комьями и отваливалась засохшими корками.

«Здорово, – подумал Варка, – небось, и мы не чище».

– Здрасьте, дядечка Антон! – звонко сказала Жданка. – Опять мы вас на дороге встречаем.

Тянувший лошадь обернулся, стирая с лица ржавые брызги.

– Подтолкните, – приказал крайн.

Варка с Илкой, прошлепав по грязи, дружно подставили плечи под углы телеги, крайн что-то шепнул лошади, и злосчастный экипаж с чавканьем и скрипом выполз из размытой колеи. Второй мужик, толкавший сзади, с облегчением разогнулся. Но выпрямиться до конца так и не смог. Правое плечо нелепо торчало вперед. Правая рука висела на грязной перевязи, и все ширококостное, крупное тело нелепо клонилось вправо. Лицо же… Синие точки въевшегося под кожу пороха вперемежку с багровыми узлами обгоревшей плоти. Варка глянул раз и поспешно отвел глаза. Жданка ойкнула.

– Здравствуй, Тонда, – тихо сказал крайн, – давно не видались.

– Ого, – хмыкнул Тонда, – неужто сам пресветлый господин крайн? Где ж ты шлялся столько лет?

– Далеко. Тебе и не снилось.

– Видок у тебя… будто корова жевала.

– На себя посмотри.

– Слышь, Рарка, – вмешался в трогательную беседу дядька Антон, – что дашь, ежели я вас домой отвезу?

– Ну, батя, – тяжело вздохнул Тонда, – хоть бы молодых господ постыдился.

– А чё… Они вон княжеское войско, как крыс, утопили… Неужто у них заплатить нечем? Нам-то тоже жить надо.

– А за поле кто нам заплатит? – не остался в долгу крайн, которого эта перепалка отчего-то начала забавлять.

– Какое такое поле?

– То самое…

– Ладно, – сдался дядька Антон, – квиты.

– Ох, батя-батя, – пробормотал Тонда.

– Влезайте, – скомандовал дядька Антон, – ночуем в Стрелицах. Завтра к вечеру будем дома.

«Будем дома», – вертелось в сонной голове вытянувшегося на дне телеги Варки. В ухо дышала спящая Жданка. Грязная дорога давно кончилась. Оказалось, что буря неистовствовала только в окрестностях Бренны. Колеса, поскрипывая, бодро катились по сухим колеям. В небе перед глазами маячили две мужские спины. Друзья детства, свесив ноги, устроились на задке телеги.

– Порох вез… – долетали до Варки отдельные слова, – головней горящей попало… огонь до неба, самого по дороге размазало.

– С лицом твоим я уж ничего не сделаю, слишком поздно…

– Что лицо… у меня вся правая сторона такая… Глаза чудом спас.

– Руку дай… так… ага… ага… Руку я тебе поправлю. Тонкую работу не сможешь, но ложку удержишь.

– А топор?

– Со временем и топор. Тебе говорили, что у тебя три ребра сломано? Срослись неправильно. В общем, выпрямлю я тебя. Пару недель полежишь и будешь как новенький. Но девки любить не будут.

– Ага. Обрадовался. Теперь все девки твои. Но ежели ты к Петре…

– И чего будет?

– Нос твой господский расквашу.

– Ладно-ладно. Как только руку тебе поправлю, так сразу и расквасишь.

«Будем дома, – постукивали лошадиные копыта, – будем дома».

* * *

Дома… Чистые льняные простыни ласкали тело. Пахло мятой, натертым паркетом, нагретой домашней пылью. Солнечный луч бродил по подушке, пытаясь прорваться сквозь сомкнутые веки. Варка не выдержал, открыл глаза. Солнечные квадраты привычно лежали на полу мансарды. Белый, желтый, зеленый… Зеленый? Варка подскочил, и голову тут же пронзила острая боль. Окон с цветными стеклами в его спальне отродясь не было. Так же как и резных столбиков на кровати, об один из которых он крепко приложился затылком.

Столбики поддерживали изумрудно-зеленый полог, расшитый серебряными цветами и птицами. Варка сел, потирая потылицу.

Белоснежная простыня с упругим шелестом стекла на пол. Сбитые, стертые от хождения в скверной обуви ступни торчали из-под шелкового подола ночной рубашки. Рубашка была с вышивкой, с кружевцами, но несомненно мужская. Таких рубашечек у Варки тоже отродясь не было. Даже дома.

Собрав волю в кулак, он приказал себе проснуться. Не помогло. Для верности дернул себя за волосы. Больно. Но по-прежнему ничего не понятно. Спать-то он ложился в стрелицкой корчме, в общей комнате, на расстеленном во всю длину низкого закопченного помещения войлоке. Под голову там полагалось подкладывать свои вещи, чтоб не сперли, а одеял никаких не давали, не говоря уже о простынях. Улеглись вповалку, с одного боку привычно пристроилась Жданка, с другого рухнул и сразу же захрапел осоловевший после сытного ужина Илка.

Рядом, за белой пеной кружев кто-то солидно всхрапнул. Варка вздрогнул и принялся торопливо разгребать простыни и перины. На соседней подушке обнаружился очень знакомый затылок. Продолжив раскопки, Варка нащупал костлявые плечи и, поднатужившись, перевернул тяжелое тело. Открылась помятая Илкина физиономия.

«Нет, – очень быстро забормотал Илка, не открывая глаз, – не пойду. Даже не просите. У меня горло болит. И голова. И живот. И вообще, сегодня праздник». Высказавшись, он выскользнул из Варкиных рук, шустро, как перепуганный крот, зарылся в недра постели и для верности накрыл голову подушкой.

Подобное поведение ничего не объясняло. Например, почему на Илке надета такая же нелепая, но дорогая ночная рубашка? И отмыт он до розового поросячьего цвета. Между тем, насколько Варка помнил, в последний раз они пытались отмыться от липкой дорожной грязи в илистой речушке Мологе как раз перед Стрелицами. Проделано это было по настоянию господина Луня, который утверждал, что в таком виде их в корчму не пустят, разве что в хлев, и то навряд ли.

Тут Варка перепугался окончательно. Да что же это такое! Неужели он так долго болел, что пропустил уйму важных событий? Или, может, ударился головой и все забыл? В панике он спрыгнул с высокой постели и треснулся коленкой о резной табурет. На табурете была аккуратно сложена его одежда, выстиранная, выглаженная и, кажется, даже надушенная. Торопливо стащив через голову чужую рубашку, он переоделся в свое, родное, и почувствовал себя гораздо увереннее.

Так-так, комната большая, в три окна. На окнах – витражи, что-то зеленое с золотом, а за витражами – перекрестье теней. Решетки. Варка передернулся и метнулся к высокой двери темного дуба. Заперто. Стараясь не шуметь, обежал огромную кровать с другой стороны. Там оказалась табуретка с Илкиной одеждой и вторая дверь. Без особой надежды толкнул ее. Неожиданно дверь поддалась. Варка вовремя вспомнил об осторожности, придержал ее, припал к открывшейся щели и увидел крайна.