Книга Анжелика в Новом Свете - Анн Голон

И тогда они поднялись все, окружили ее, еще более удручая своими ворчливыми утешениями:

— Ну что вы так тревожитесь, госпожа графиня! Ну что, по-вашему, с ними могло случиться, наконец?..

— Ну разве можно расстраиваться так из-за пустяков? Они оба очень выносливы, уж поверьте мне на слово, ведь они знаменитые трапперы!.. Уж я-то повидал мессира графа в деле!..

— А в хорошей хижине из коры и в пургу бояться нечего…

— Да я уверен, там на пути им попадется какая-нибудь индейская деревня…

Они не уточняли, на пути куда. Они с самого начала знали, что мессир граф ушел на север преследовать человека, который оскорбил его. Таков закон чести… Своим поведением лейтенант Пон-Бриан у многих из них вызвал желание задать ему хорошую взбучку… И тем не менее Анжелика чувствовала, что ни один из этих грубоватых мужчин не сомневался в ней, не сомневался в том, как приняла она ухаживания канадца. Ведь в их маленьком обществе ничто не могло остаться тайной. И если никого из них не было при ее разговоре с Пон-Брианом, то это отнюдь не означает, что они не могут себе представить, как он протекал. Пон-Бриан признался ей в своих чувствах, она поставила его на место, а потом граф де Пейрак, узнав о случившемся, отправился за ним в погоню, чтобы поквитаться с ним. Что ж, все это в порядке вещей. Но сейчас здесь, перед ними, металась объятая ужасом женщина, она ломала себе руки и смотрела на них — то на одного, то на другого, — как бы взывая к их помощи. И они чувствовали себя подавленными и смутно оскорбленными неслыханной наглостью этого канадца, который осмелился на то, чего они не позволяли себе даже в помыслах.

— Он не мог не пойти туда, госпожа графиня, не мог, — уговаривал ее Жак Виньо, — но вы увидите, он вернется.

«Он вернется! Он вернется!..» — Они повторяли эти слова, словно магическое заклинание.

И Анжелика, согретая теплом их участия, вдруг разрыдалась на плече у старого Маколле — в этот вечер он как раз был с ними. Впрочем, разве он не оказывался всегда там, ще в нем нуждались, словно старое, противостоящее всем бурям дерево, которое не вырвешь с корнем? Он прижал ее к своей груди, ласково приговаривая:

— Ну поплачьте, поплачьте. Вам станет легче.

Но остальные, увидев ее слезы, были ошеломлены. Любопытно, что именно Кловис, который, как всегда, с угрюмым видом держался в стороне, нашел самые верные слова, чтобы успокоить ее:

— А чего вам бояться-то? Он же с Флоримоном!..

Анжелика подняла голову и с надеждой взглянула на него.

— А ведь верно! Вы правы, Кловис! Он же с Флоримоном. А уж Флоримон никогда не заблудится. Правда же, не заблудится?

— Конечно нет, мы даже часто шутим между собой: уж никак этот парень буссоль проглотил в детстве.

Они успокоились, видя, как она, утирая слезы, едва заметно улыбается, и опять столпились вокруг нее, утешая ее простыми, сердечными словами. Величественный дон Альварес показал ей свои четки из черного самшита, давая понять тем самым, что он каждый день горячо молится о возвращении графа де Пейрака и ее сына.

Перед этой искренней и чистосердечной дружбой Анжелика снова разрыдалась, не в силах уже остановиться.

Госпожа Жонас взяла ее за плечи:

— Пойдемте со мной, мой ангел, вы совсем не в себе. Вам надо лечь и отдохнуть, иначе вот вы-то и будете похожи на привидение, когда они вернутся, бодрые и веселые.

Никогда Анжелика не думала, что госпожа Жонас такая добрая, отзывчивая женщина. Она довела ее до спальни, помогла раздеться, уложила в постель, не забыв перед этим согреть простыни двумя горячими валунами, потом принесла ей успокаивающую настойку, и все это она делала, не переставая утешать Анжелику.

У Анжелики понемногу отлегло от сердца. Разделив свое волнение с другими, она словно уменьшила его, да и госпожа Жонас своими разговорами не давала ей вернуться к мрачным мыслям.

— Мужчины очень выносливы, нам даже трудно себе представить насколько. А мы, женщины, сидим дома и делаем из мухи слона… Ну подумайте сами: холод, снег, расстояние, они не так уж страшны, если это ненадолго. У них, у мужчин, толстая кожа, горячая кровь и холодный ум. Разве вы когда-нибудь видели, чтобы мессир граф проявил хоть малейшие признаки усталости или страха? Лично я — нет!..

— Я все понимаю, — сказала Анжелика, нюхая настойку и отхлебывая ее маленькими глотками, — но ведь в лесу так легко заблудиться, тем более в такую пургу.

— Заблудиться! Если б они заблудились, меня бы это удивило!.. Разве мессир Рескатор не лучший кормчий всех океанов? Уж мы-то о нем кое-что знаем, не правда ли? А эта пустынная равнина мало чем отличается от моря, и звезды, между прочим, тоже всегда на своих местах и послужат тем, кто разбирается в небосводе. Синьор Поргуани сказал мне, что мессир граф взял с собою свой секстант.

— О, неужели? — воскликнула Анжелика, ободренная этой новостью.

И вдруг она снова помрачнела:

— Но ведь пурга, ночь. Этот адский снег заметает все следы и прячет звезды.

— Они найдут какое-нибудь укрытие, может быть, спрячутся в индейской хижине и переждут там пургу. А днем отыщут дорогу. Ведь не зря мессир граф такой ученый, да и Флоримон, разве он может заблудиться!

— Да, верно, с ним Флоримон, — повторила Анжелика, силясь улыбнуться.

Она закрыла глаза; госпожа Жонас приняла из ее рук чашку, взбила подушки и заплела ей волосы, чтобы она чувствовала себя покойно.

— Как мне благодарить вас? — пробормотала Анжелика, которую уже окутывала сонная нега.

— За что? Все справедливо, просто пришло наконец время позаботиться и о вас немного, мой бедный ангел, ведь вы столько носитесь с нами, — взволнованно сказала госпожа Жонас.

В этот вечер Анжелика поняла, какое место занимает она в сердцах обитателей Вапассу. В благодарность за то, что она все это время наделяла их мужеством, помогала им, поддерживала в них терпение, хорошее настроение, веселость, они теперь взяли на себя заботу о ней.

— Мужчины сказали, что, если завтра мессир граф не вернется, — добавила госпожа Жонас, — они снарядят отряд и отправятся им навстречу.

— Но ведь они даже не знают, в какую сторону он ушел…

— Они догадываются. Он ушел на север, по следу этого похвальбишки Пон-Бриана…

Анжелика открыла глаза и пристально посмотрела в раскрасневшееся лицо госпожи Жонас, потом в отчаянии закрыла лицо руками.

— Это я во всем виновата, — простонала она. — Но чем прогневила я небо, коль скоро, казалось бы, здравомыслящий мужчина счел себя вправе прийти сюда и оскорбить моего супруга в его собственном доме? Госпожа Жонас, умоляю вас, будьте искренни, скажите мне, разве в моем поведении было что-нибудь такое, что могло, пусть хоть немного, побудить лейтенанта так неуважительно отнестись ко мне?

— Нет, ясно же, нет, и не вздумайте казнить себя… Я прекрасно вас знаю, голубушка, я наблюдала вашу жизнь и в ЛаРошели, и на судне, ис мужем, и без мужа. И всегда и везде находились мужчины и такие, которые считали, что вы можете оставаться благоразумной, и такие, которые допускали, что не можете. Просто вы очень красивы, но это же не ваша вина. Но именно ваша красота и порождает недоразумения.