Книга Хроники острова магов. Семена жизни. Книга 1. Замок на болоте - Роман Бобков

– Ну, видимо, затем, – наконец-то вступил в разговор молчавший до этого воевода, – чтобы лишить нас поддержки пусть не полноценного мага, но хотя бы его ученика. Вы нас что, совсем за идиотов держите?

– Не держим, – без всякого пафоса парировала драконоголовая, – но ваши сомнения вполне понятны, и мы были к ним готовы, – она кивнула головой в сторону безучастно и спокойно стоящих на своем месте амазонок. – Покажите им печать.

Одна из дев-воительниц тут же достала из-за пазухи небольшой продолговатый кожаный футляр, извлекла из него скрученный в трубку лист бумаги и протянула стоящим рядом Евпатию и воеводе. Ученик Чародея и глава войска русичей переглянулись, взглянули на молча державшую в вытянутой руке свиток амазонку и взяли бумагу.

Свиток был прошит суровой нитью и скреплен печатью из застывшего воска. Увидев оттиск печати, Евпатий невольно заволновался: на нем было изображение двух вытянутых рук с развернутыми вверх ладонями, а на каждой ладони сидела маленькая птичка. Богатырь знал, что на правой ладони изображен соловей, на левой – журавленок. Обе эти птички были символом амазонок, а подобный оттиск печати мог быть сделан только с медальона, который всегда висел на шее Оритии.

– И что сие означает? – Евпатий поднял глаза и вопросительно уставился на давшую ему опечатанный сверток амазонку. Та ничего не ответила, но вместо нее в разговор снова вступила предводительница местных:

– Сорви печать, разверни свиток, и все поймешь, – сказала она.

Евпатий чуть помедлил, а потом решительно сорвал восковую печать и развернул бумагу. Стоявший рядом с ним воевода сразу склонился ближе к богатырю, и они оба принялись читать написанное внутри послание.

Текст был следующий: «Данная грамота выдана мной, королевой амазонок Оритией, для ведения переговоров с русичами и любыми их союзниками. Предъявительница сего документа может говорить от имени всех амазонок, так как будто это говорю я, королева амазонок Орития».

Больше на бумаге ничего не было, а как только воевода и Евпатий оторвали глаза от текста, та самая амазонка, что ранее его передала, вскинула вверх левую руку и громко отчеканила:

– Несу слово! Я несу слово от имени всех амазонок ученику Чародея Евпатию и заверяю его в том, что если он примет слово и согласится пройти в замок, то ни один волос не упадет с его головы и он покинет замок целым и невредимым. Приняв слово, Евпатий тем самым клянется, что все то, что он увидит и узнает в замке, не будет им рассказано, написано или каким другим образом передано по собственной воле кому-либо другому, – амазонка внезапно прервала свою речь, но руку оставила поднятой высоко вверх, ожидая, примет ли слово Евпатий.

– Как по написанному шпарит! – сказал после быстрой речи амазонки воевода и на всякий случай, крепко ухватил богатыря за правое запястье. – Ты только, Евпатий, соглашаться не спеши, давай-ка вместе подумаем. Одна голова, как известно, хорошо, но две-то лучше.

Богатырь, который при желании с легкостью освободился бы от руки воеводы, нахмурил брови и еще раз внимательно посмотрел на текст грамоты. Сомнений не было, каждое слово было написано рукой его возлюбленной, но все равно что-то здесь было не так.

– Сам посмотри, – добавлял неопределенности воевода, – под текстом ни даты, ни указания, кому эта грамота конкретно выдана. А бумага на предъявителя – это как-то все очень странно. Да и почему сама королева не изволила явиться?

– Но почерк-то ее… – еще раз осматривая грамоту, сказал Евпатий. – Да и печать, печать тоже сделана с ее медальона и, кстати, артефакта.

– Как будто ты не знаешь, что медальон можно и украсть или даже снять с мертвого тела! А почерк при желании и подделать нетрудно, – скептически заметил воевода, а потом, наклонившись к уху Евпатия отчетливо прошептал:

– Не принимай слово! Лучше снова отступим, подготовимся еще лучше, а потом без всяких переговоров возьмем наконец этот замок, поквитаемся с местными и освободим амазонок! Когда-то мы лишились дев-воительниц, не хватало еще, чтобы теперь мы потеряли тебя, а Чародей – своего ученика!

Евпатий снова нахмурился, заиграл скулами и, опустив голову, не мигая, уставился в белый снег у себя под ногами. Воевода был прав, и он это понимал. Амазонка, а тем более амазонка, связанная магическими нитями, пусть он их так и не почувствовал, вполне сейчас могла приносить себя в жертву и, неся слово, уже его нарушать. Нарушать тем, что не имела она на самом деле никакого права нести слово от имени всех амазонок, а значит, скоро ей не миновать быстрой смерти от старости. Но это только в том случае, если грамота действительно была фальшивкой.

Ученик Чародея поднял глаза и снова внимательно осмотрел дев-воительниц. Как-то вот именно их он почему-то почти не помнил. Возможно, что они были из числа тех, кто не очень-то хотел объединяться с русичами в семьи и жить в одном поселении, а потому всегда держались особняком. Да, кажется, вот именно эта, которая сейчас несла слово, и была у них своеобразным лидером. Может, Орития и правда мертва? Тогда кто королева? Вот эта, несущая сейчас слово и вовсе, стало быть, не рискующая умереть от старости?

Богатырь вдруг понял, что размышления и предположения лишь еще сильнее его путают и добавляют нерешительности. А решать было надо – либо принимать слово и идти в замок, либо отвергнуть и возвращаться в безопасный лагерь-поселение. Он напоминал себе сейчас маленького мальчика, стоящего на берегу лесного озера, раздираемого желанием искупаться, но боящегося коварных русалок, водяного и просто утонуть. А купаться так хотелось! Вот и в замок ему тоже хотелось, хотелось до безумия!

Он устремил взгляд на его высокие и неприступные стены, потом обвел как будто бы прощальным взглядом воеводу, ждавших его решения воинов, лес, в котором еще скрывалась часть войска русичей, а в неприступных дебрях бродили болотные великаны и шныряли болотные крысы. В этом же лесу был скрыт лагерь русичей, владения Чародея, а в самых трясинах и топях были водяные проходы в недоступные для людей подземелья драконоголовых.

«Ладно, – сам себе мысленно сказал богатырь, – бог не выдаст, свинья не съест. А жалеть лучше о том, что сделал, чем о том, что сделать побоялся». Так Евпатий не раз еще до попадания в этот мир наставлял своих воинов.

– Я принимаю слово! – подняв вверх правую ладонь, громко сказал он. – Пошли в замок?

– Нет, – покачала головой на его предложение предводительница местных, – в замок ты пойдешь сам. Там тебя давно ждут и сразу впустят. А мы останемся здесь до твоего возвращения, будем кем-то вроде заложников, пусть даже, по вашему мнению, и недостаточно весомых за самого ученика Чародея.

Евпатий вдруг резко шагнул к драконоголовой, сузил глаза и, взяв ее за грудки, не своим голосом произнес:

– Запомни, самка, если я не узнаю там чего-то такого, что заставит меня любыми способами убедить воеводу и остальных бросить нашу затею, то ты будешь первой, кому я лично вырву ваш раздвоенный язык!

Богатырь перевел суровый взгляд на дернувшихся для защиты своей предводительницы самцов племени детей драконов и, отпустив самку, добавил: