Книга Ночь печали - Френсис Шервуд

Кай вскрикнула от боли.

— Многим женщинам пришлось принести себя в жертву во время родов, — сказала племянница касика. — После смерти их души остаются на перекрестках.

— Прекрати, — остановила ее Малинцин. — Не говори этих глупостей.

— Некоторые говорят, что двойня — это не к добру. Один из детей в любом случае умрет.

— Замолчи, женщина.

В комнату вошли Кортес, Аду, Агильяр и Берналь Диас.

— Добрый вечер, женщины. Что тут у нас происходит? — Кортес был в полном боевом облачении и с перевязью на плече.

Он не надеялся на то, что Ботелло удастся провести переговоры. Решение отправить цыгана к ацтекам было тактическим. Испанцы покинут город под покровом ночи.

— Верни Ботелло, — повернулась к Кортесу Малинцин. — Он, должно быть, еще жив. Я не слышала барабанной дроби.

— Мы не сможем вернуть Ботелло. А в чем проблема?

— Объясни ему ситуацию, — попросила Нуньеса Малинцин. Ей не хватало слов.

Нуньес бросился к Кортесу на грудь и расплакался.

— Все понятно, — сказал Кортес, отодвигая от себя Нуньеса на расстояние вытянутой руки. — Был когда-то великий человек по имени Юлий Цезарь. Лучший из военачальников, блестящий правитель, он родился из чрева матери своей посредством сечения.

— Pero la madre no sobrevivió. Но мать не выжила, — возразил Нуньес.

— Хм-м-м… не знаю, может быть, и так. — Кортес задумчиво погладил подбородок. — Жаль, что здесь нет Ботелло. Он мог бы ее зашить. Но что есть, то есть, не так ли? А что нужно сделать, будет сделано, и сделано быстро. Аду, неси сумку Ботелло.

— Он забрал свою сумку. — Глаза Аду сузились.

— Нет, не сумку с лекарствами, а ту, которая стоит рядом с моим столом. Сумку с его инструментами цирюльника. В любом деле главное — хорошие инструменты. Острое лезвие не помешает, я прав? Вот мой меч, например. Он из чистой толедской стали. Острее, чем из обсидиана. Сталь выигрывала войны. Лошади выигрывали войны. В сумке Ботелло ты найдешь стальную иглу и настоящую нитку. Забудьте об этих кактусовых шипах и волокне магеи. Кто среди женщин лучшая швея, кто сможет зашить Кай? Малинче, расспроси женщин. И забудьте вы об этом рождении на полу. Мы будем применять современные методы. Пусть сюда принесут мой стол, дабы я видел, что делаю. Так, и не забудьте четвертушку бренди. Она стоит рядом с моей циновкой. Нужно напоить Кай, чтобы уменьшить боль. Что скажешь, Кай, девочка моя? — Присев на корточки, Кортес погладил Кай по голове, убрав прядь волос, прилипшую ко лбу. — У нас есть нужные инструменты и необходимый настрой, дорогая. Давай, улыбнись, будь умницей. И снимите с меня кто-нибудь доспехи.

Кортес поднял руки, и одна из рабынь сняла с него металлический нагрудник.

— Вперед, вперед! — прикрикнул он на Аду и Малинцин. — Не стойте с раскрытыми ртами.

— А ей не нужна деревяшка, чтобы сжимать ее зубами? — Нуньес помнил: когда Кай ранила стрела, она сломала зубы о дерево.

— Нет. Никаких деревяшек. Пусть она кричит. Крик — это хорошо. Если кричит, значит, жива. Нам нужно знать, что она жива.

Сняв свой дублет и шелковую рубашку, Кортес остался в матерчатом гульфике, штанах и ботинках.

— Зачем пачкать кровью хорошую рубашку? Вот, так-то лучше. Откройте дверь. Тут нужно проветрить. Господи Всемогущий, да здесь же задохнуться можно! Вынесите отсюда эту вонючую дрянь. Здесь не церковь и не бордель. Неудивительно, что наша девчушка плачет. Господи Иисусе, Дева Мария и все святые! Послушайте, нужно чем-то успокоить Кай нервы. Нуньес, у Ботелло есть травы, которые дают пленникам перед жертвоприношениями?

— Ботелло оставил грибы.

— Нет-нет, никаких видений. Это собьет ее с толку. Следует снять боль, но Кай нужно сосредоточиться на своем задании, чтобы она работала вместе с нами. Ну ладно, обойдемся бренди.

— Рафаэль, — плакала Кай, — пожалуйста, убей меня… Пожалуйста, у меня нет сил, нет сил. Смерть — это не самое страшное. Я ведь все равно умру. Ну прошу тебя…

Встав рядом с Кай на колени, Нуньес сжал ее ладонь.

— Кортес тебя спасет.

— Попытаюсь. Сделаю все от меня зависящее. У меня получится. Тебе нужна отвага. Будь отважной как лев, девочка моя.

— Кай сильная женщина, — сказал Кортесу Нуньес.

— Не сомневаюсь. Где, черт подери, Аду? — Кортес повернулся к Кай. — Я не дам тебе умереть, слышишь?

— Я не хочу умирать, — прошептала Кай, почти теряя сознание.

— Конечно же нет. Не думай об этом. Гони от себя подобные мысли.

— Прости меня за то, что я просила убить меня. Я не хочу умирать.

— Что она говорит? — нервничала племянница касика. — И почему здесь все эти мужчины? Богиня разгневается и закроет утробу нашей маленькой пташки. Она принесет смерть и беду всем нам.

В дверном проеме показался Аду. Он сжимал в руках сумку Ботелло. Малинцин нашла швею.

— Я не хочу умирать! — По телу Кай прошла очередная волна схватки.

— Что она сказала?

— Не хочет умирать, — перевела Малинцин для племянницы касика.

— Она должна умереть, если такова ее судьба. Это ее долг. Я думала, что она хочет умереть. Двое младенцев. Одного приносят в жертву. Мать должна умереть. Кто-то обязан умереть. Таков обычай. Кто-то обязан понести расплату.

Мужчины внесли в комнату стол Кортеса — две бочки и лежавшую на них доску. Стол накрыли чистой тканью и положили Кай на него. Кортес вытащил из сумки Ботелло острую бритву.

— Что со мной будет? — Вид бритвы испугал Кай еще больше.

— Кай, Кортес собирается… — Малинцин не смогла этого произнести.

— Боги покарают ее за это, — проворчала племянница касика.

— Вот, выпей. — Кортес, поддерживая голову Кай, заставил ее глотнуть бренди.

Кай закашлялась, так ничего и не проглотив.

— Ну вот, только бренди перевели. — Кортес вытер ладони о штаны. — Ну что, мы готовы?

Он занес лезвие, и оно блеснуло в полумраке комнаты. Аду отступил в тень. Агильяр и Берналь Диас ушли. Из-за занавески в комнату просунул голову Исла.

— Уберите его отсюда! — возмутилась племянница касика.

— Я с тобой потом поговорю, Исла, — мило улыбнулся Кортес. — Hasta luego.

— Не взрезайте ей живот, — запротестовал Нуньес. — Я настаиваю на том, чтобы мы спасали мать.

— Мне так больно! — кричала Кай. — Помоги мне умереть, Маакс.

— Что она говорит?

— Она хочет жить, — перевела Малинцин.

— А я думала, она хочет умереть, как велит долг, — проворчала племянница касика.

Пригладив бороду, Кортес почесал в затылке и опустился на колени.