Книга Дневники вампира: Возвращение. Тьма наступает - Лиза Джейн Смит

А потом послышался низкий голос доктора Альперт:

– Елена! Я с тобой, Елена!

И неожиданно сильный голос миссис Флауэрс:

– Елена! Я с тобой, Елена!

И даже голос злосчастной Бонни:

– Елена! Мы с тобой, Елена!

А где-то в глубине ее сердца прошептал настоящий Стефан:

– Я с тобой, мой ангел.

– Мы все с тобой, Елена!

Она не выпустила Мисао. Ощущение было такое, как будто в огромные золотые крылья били потоки восходящего воздуха, – по крайней мере крылья подняли ее почти вертикально вверх, так что она едва не утратила власть над собственным телом, – но все-таки не утратила. Она по-прежнему смотрела вниз и видела, как слезы, которые катятся у нее из глаз, падают к распростертым рукам Дамона. Елена плохо понимала, почему она плачет. Отчасти от досады на то, что усомнилась в Дамоне.

Потому что Дамон не просто был на ее стороне. Насколько она поняла, он готов был умереть за нее – он играл ради нее со смертью. Он бросился в хитросплетение веток и ползучих растений, некоторые из которых нацеливались на Мередит, а некоторые – на Елену.

На то, чтобы схватить Мисао, потребовался один лишь миг, но Шиничи уже замер в прыжке – он был готов прыгнуть на Елену, он превратился в лисицу, он оскалился, он был готов вырвать ей горло. Эти двое не были обычными лисицами. Шиничи был размером почти с волка – и уж точно не меньше здоровенной собаки – и яростен, как росомаха.

А тем временем вся площадка на крыше покрылась сплошной массой побегов, лоз, усиков, и эта масса поднимала Шиничи вверх. Елена не понимала, в какую сторону ей уворачиваться. Ей было нужно хоть какое-то время, хоть какое-то свободное пространство, чтобы туда нырнуть.

А Кэролайн делала одно дело – истошно визжала.

И тут Елена увидела, куда она может нырнуть. Это было пустое пространство в сплетении вьющихся растений, и она ринулась туда, подсознательно понимая, что летит поверх перил на крыше, каким-то чудом не выпуская из рук волосы Мисао. Кстати, лисице-китсунэ должно было быть по-настоящему больно, когда она болталась под Еленой взад-вперед, как маятник.

Успев бросить один-единственный взгляд через плечо, она увидела Дамона, который по-прежнему двигался быстрее, чем все, что она когда-либо видела. Сейчас он держал Мередит и торопливо нес ее через отверстие в растительности, которое вело прямо к двери в башенке на крыше. Едва Меридит ступила туда, как уже оказалась внизу и тут же побежала к алтарю, на котором лежала Бонни, – только для того, чтобы столкнуться с одним из людей-деревьев. На секунду Дамон посмотрел на Елену, их взгляды встретились, и между ними пробежал какой-то электрический разряд. От этого взгляда у Елены по всему телу побежали мурашки.

Но ее внимание тут же было отвлечено: визжала Кэролайн, Мисао хлестала кнутом, пытаясь обвить им ноги Елены, и одновременно кричала людям-деревьям, чтобы они приподняли ее. Елене надо было подняться выше. Она понятия не имела, как управлять этими крыльями из золотой паутины, но они, похоже, ни в чем не запутались и по-прежнему повиновались каждому ее желанию, словно были при ней с рождения. Труднее всего оказалось не думать о том, как попасть куда-то, а просто представить себе, что ты уже там находишься.

А люди-деревья тем временем увеличивались в размерах. Это было зрелище, похожее на детские кошмары о великанах, и поначалу Елене показалось, что это она становится меньше. Но чудовищные создания уже были выше крыши дома, а их верхние ветки, похожие на змей, стегали ее по ногам, пока Мисао хлестала ее кнутом. Джинсы уже были изодраны в клочья. Елена проглотила крик боли.

Я должна взлететь выше.

Я могу взлететь.

Я должна вас всех спасти.

Я верю.

И тогда она пулей взмыла вверх, быстрее, чем взлетающая с места колибри, по-прежнему крепко вцепившись в длинные черные с красным волосы Мисао. А Мисао визжала, и на этот визг эхом откликнулся Шиничи, несмотря на то что сейчас он был занят дракой с Дамоном.

А потом, как и рассчитывали они с Дамоном, как надеялись они с Дамоном, Мисао приняла свое истинное обличье, и вот Елена уже держала за шкирку крупную, тяжелую, извивающуюся лисицу.

Потом стало труднее – Елене надо было удержать равновесие. Ей приходилось все время помнить, что сзади ее ноша тяжелее: у Мисао было шесть хвостов, поэтому центр тяжести у нее был там, где обычная лисица была бы легче всего.

К этому моменту она уже снова взлетела на свой шесток на дереве и могла оттуда наблюдать, что происходит внизу; люди-деревья были слишком медлительны, чтобы за ней поспеть. Все шло идеально по плану, за одним исключением – Дамон напрочь забыл, что ему нужно делать. Да, он великолепно обманул Шиничи и Мисао. И саму Елену. Сейчас по плану он должен был спасать ни в чем не повинных людей, случайно оказавшихся рядом, и дать Елене возможность выманить Шиничи.

Но ощущение было такое, что у него внутри что-то надорвалось. Он методично бил Шиничи в человеческом облике головой об стену, выкрикивая:

– Скотина… урод… где… мой… брат?..

– Я… могу прикончить тебя… на месте… – орал в ответ Шиничи, но дыхание его прерывалось. Видимо, Дамон оказался для него не самым легким противником.

– Давай! – немедленно ответил Дамон. – Тогда она, – он показал пальцем на Елену, стоящую на ветке дереве, – перережет глотку твоей сестре!

Шиничи буквально излучал презрение.

– Хочешь сказать, что девушка с такой аурой сможет кого-то убить? Хочешь, чтобы я тебе поверил?

Рано или поздно в жизни настает момент, когда тебе приходится встать в боевую стойку. Для Елены, лучащейся ратным духом, этот момент настал. Она глубоко вздохнула, мысленно попросила прощения у Вселенной и наклонилась, держа в руках садовые ножницы. Она изо всех сил сжала пальцы.

Черный лисий хвост с красным кончиком, извиваясь, упал на землю, а Мисао завизжала от боли и злобы. Упав, хвост какое-то время дергался, словно издыхающая змея, а потом стал прозрачным и растворился.

И тогда Шиничи закричал по-настоящему:

– Ты соображаешь, что ты натворила, тупая дрянь? Я сейчас поставлю этот дом тебе на голову! Я порву тебя на куски!

– Конечно-конечно. Но сначала, – Дамон отчетливо выговаривал каждое слово, – придется разобраться со мной.

Елена плохо слышала, что они говорят. Сжатие садовых ножниц далось ей нелегко. В голову моментально полезли мысли о Мередит, которая стояла, держа их в руке, о Бонни, распростертой на алтаре, о Мэтте, который корчился на земле. И о миссис Флауэрс, и о трех маленьких девочках, и об Изабель, и – очень много мыслей – о Стефане.

Но, как и в первый раз, когда она собственными руками пустила кровь другому человеку, у нее появилось странное чувство. Чувство вины. Нет, чувство ответственности. Ее, задыхающуюся, словно бы обдал ледяной ветер, который отбросил ее волосы и сказал ей прямо в похолодевшее лицо: